Миновал бывшую деревню и свернул к мосту через Бию, где она вытекала из Телецкого озера. Синяя вода с шумом катилась под мостом, по ней скакали, оставаясь на месте серебристые буруны. Поехал по единственной улице села Иогач, и у третьей избы жеребец сам остановился. Татьяна, в сарафане с красным орнаментом понизу, уже стояла у калитки — ее выбрали вместе с другой девушкой подносить гостям хлеб-соль. Приятное овальное лицо, темно-каштановые волосы, задорные карие глаза. Прямо не наглядишься.
— Доброе утро, — сказал Метельский, спрыгнул с лошади и подошел.
— С утром господним, — отозвалась та, насмешливо улыбаясь.
Метельский не утерпел и провел рукой по ее волосам. Приятно шелковистые, так и льнут к ладони. Девушка фыркнула, хотя и не отстранилась. — Сейчас опять оплеуху дам.
— Что ты такая недотрога, Татьяна? — сказал Метельский, но руку убрал. — Я ведь на тебе и жениться готов.
И женился бы, а иначе к себе не подпустит, больно верующая.
— Знаем мы вас, — озорно улыбнулась девушка. — Только бы побаловаться в постели, а потом бросить. Да еще с дитём.
— Ну, что ты… — начал было Метельский, но Татьяна приоткрыла калитку и шмыгнула мимо.
— Побегу уж, а то опять руки распустите. — И побежала, мелькая пятками из-под расшитого подола.
Метельский вздохнул: жениться и плодить детей (тут не признавали прививки от беременности) — не очень вдохновляло. Но и тянет к Татьяне порой нестерпимо. Да и она от него не очень бегает, с интересом слушает про московскую жизнь. Только все равно за него не отдадут, почитают за нехристя. Вот и пришлось завести Аэми…
Он не спеша проехал по улице, и у церкви спешился, чтобы поздороваться со старостой. Татьяна была уже здесь, со второй девушкой, тоже в расшитом сарафане. На Метельского не глянула, но другие девицы действительно смотрели во все глаза. Хлеб-соль уже приготовили.
— Сергеич, я пожалуй встречу гостей у околицы, — сказал он старосте.
Тот кивнул, как-никак земля под селением была собственностью семьи Варламовых, хотя и отдана в вечное пользование поселенцам.
Метельский вернулся через мост, спрыгнул у беседки и присел на скамью. Хотя березки начали желтеть, было еще тепло. Мимо проскакал Проша, махнув рукой. Вскоре с той стороны выехал всадник, а потом еще двое. Когда приблизились, стало видно, что первая — женщина в темно-сером комбинезоне, светлые волосы выбиваются из-под кепи. Двое других мужчины, в чем-то форменном, один с чемоданчиком у седла. Наверное обещанные гости — видно, тоже решили совершить конную прогулку.
Метельский вышел на дорогу:
— Здравствуйте, господа проезжие. Откуда и куда будете?
Женщина глянула на него, потом на жеребца. Лицо довольно приятное, чуть припухлое, но глаза холодно-голубые. На поясе ножны, как будто с кинжалом.
— А ты что, задержать нас собрался?
Голос надменный, и вдобавок с акцентом… а ведь похоже, немецким — жил как-то у отца в Зелена-Гура на границе немецких земель. Пожалуй, тогда и начался разлад с ним. И что немка делает на Алтае?
Он пожал плечами: — Что вы, пани. Задерживать такую красивую женщину? Выехал встретить гостей и проводить к старосте.
Женщина усмехнулась: — Что ж, неплохие манеры для этой глуши. Впрочем, вы наверное здешний помещик?
Сразу сменила тон и обращение, а то мог развернуться и уехать. Женщина ловко спрыгнула с лошади и, сняв перчатку, подала руку.
— Хельга. Администрация Алтайской автономии должна была предупредить. С нами еще медики из Томского университета.
Метельский снял кепи и слегка поклонился:
— Метельский, Лон. Только какой я помещик? Просто земля в собственности, но с вечным обременением. А о вас предупредили.
Рукопожатие Хельги оказалось крепким, она чуть прищурилась: — Поляк?
— Отец поляк, а мать русская.
Объяснять это надоело, но Хельга больше интереса не проявила. Спутники так и вовсе остались на лошадях.
— Ну, ведите нас к старосте.
Опять сели на лошадей. «Лон, — неожиданно сказала „Сивилла“. — Эта женщинаиз легиона. Она тебя сразу просканировала».
Из легиона? Это же закрытая информация. Да, «Сивилла» порой удивляет, но вида, что это узнал, подавать не стоит.
Снова проехали через мост, а потом дальше по улице. Хельга с любопытством разглядывала бревенчатые избы и палисадники.
— Надо же, видела такое лишь на фотографиях. Не скучно тут?
— А я живу только летом. Здесь привольно, рыбалка и охота. Конечно, для местных жителей и по лицензии.
Хельга опять прищурилась: — И еще целый гарем из местных девушек? От девиц, наверное, отбоя нет.
Приятно такое слышать.
— Нет, — вздохнул Метельский. — Раньше тут было вольное селение, а теперь большинство принадлежит к Церкви святых последних дней. Девушки готовятся встретить Христа как непорочные невесты, замуж выходят редко и только за своих. Одну пытался приголубить, так получил оплеуху.
Хельга резковато рассмеялась.
— Тут и христианская церковь есть? Ну, встретят второе пришествие старыми девами.
Она искоса глянула на Метельского, дальше ехали молча. У церкви спешились, и началась церемония угощения хлебом-солью. Татьяна и ее спутница казались яркими цветами среди довольно серой толпы. Потом спутники Хельги отошли в сторону, Метельский тоже стал поодаль. Хельга повернулась к собравшимся: женщины в сарафанах и вышитых безрукавках, а мужчины в холщовых рубахах и портах.
— Уважаемые жители селения Иогач. Я с поручением от администрации Алтайской автономии. По законам Всемирной федерации, вы имеете право на свободу верований и частной жизни. Власти хотят с вами только посоветоваться. Как вы наверное знаете, IX Вселенский собор
[2] признал нашего президента Мадоса главой единой церкви и верховным наставником. Мадос, с присущей ему скромностью, заявил, что не примет сана, пока с этим не согласится большинство населения. Поэтому проводится всемирный референдум с единственным вопросом, согласны ли вы с решением Вселенского собора? Мы знаем, что вы не признаете трансидов, и заседания собора в вашем селе не транслировалась. Однако в администрации края полагают, что жители даже самых удаленных поселений должны увидеть хотя бы последнее выступление Мадоса, и иметь возможность принять участие в референдуме. Подчеркиваю, что последнее — дело сугубо добровольное.
Толпа встретила речь угрюмым молчанием, а Хельга сделала знак своему спутнику с чемоданчиком. Мужчина выступил вперед и раскрыл его. Это оказалась портативная холорама на подставке. Воздух голубовато замерцал, и скромная деревенская площадь как бы открылась на панораму грандиозного храма в Альфавиле, административной столице Всемирной федерации. Мадос спускался по ступеням, за ним следовала свита иерархов Единой церкви: папа Римский, патриархи православных церквей, несколько высших представителей ислама в черных одеждах, буддизма — в желтых, и церкви Трехликого — в фиолетовых. На последней ступени Мадос остановился и обвел взглядом толпу на площади. Метельский видел трансляцию церемонии, но от этого взгляда по спине снова пробежали мурашки.
