— Laudatus sis, mi Domine!
[17] — громко произнес он, и еще что-то, тоже на латыни.
Похоже, священник или монах: одет в черный короткий плащ, под плащом белая туника. Наверное, какое-то католическое облачение, ведь отель принадлежит католической церкви. Метельский прокашлялся, горло саднило от пыли:
— Где мы?
— В бомбоубежище, — спокойно сказал монах, теперь уже по-английски. — В него ведет несколько входов, и надеюсь, что спаслись еще другие. Иерусалим долго жил под обстрелами, и Господь снова попускает это, чтобы привести нас к покаянию.
— Зря ела это фондю, — простонала Хельга. — Хотя еда вроде постная.
Сверху все еще слышался гул, но голоса были вполне различимы. Метельский глянул вверх, там массивные арки — католической церкви не привыкать к катакомбам. И все равно, под руинами наверняка погибли люди. Не помогла статуя «Нашей Дамы», тоже наверное лежит в обломках. Надоело человечеству жить в мире.
Или кому-то еще…
— Пройдемте дальше, в глубинную часть убежища, — сказал монах. — Она была устроена в двадцать первом веке, и должна выдерживать ядерный удар.
Тускло освещенные коридоры, но сырости не чувствуется. Стены как будто из известняка, порой встречаются арматурные пояса. Монах открыл люк и спустились еще ниже. Довольно обширное помещение и немало людей — видимо, не стали задерживаться, чтобы полюбоваться ракетным обстрелом. Но вводят других, эти окровавлены и стонут. Укладывают на скамьи, и две женщины — похоже, медсестры — начинают хлопотать возле них. Четко все организовано у католиков.
Монах сразу ушел, а Хельга не стала присаживаться: — Нас учили оказывать первую помощь. Пойду, помогу.
Метельский сел на скамейку (и это предусмотрели!), вслушиваясь в многоязычную речь. Сивилла переводила, и стало ясно, что большинство подозревает в нападении фанатиков мусульман. Попросил «Сивиллу» показать новости. Шла прямая трансляция с дронов, и на фоне бомбоубежища поплыли картины разрушений, пожаров и пустынных улиц. Жителям и туристам настоятельно рекомендовали не выходить из укрытий, хотя большинство ракет как будто удавалось сбыть. Как заметил комментатор, словно вернулись времена последней арабо-израильской войны XXI века.
Наконец вернулась Хельга — рукава блузки засучены и в пятнах крови.
— Толку от меня немного. — пожаловалась она, — да и раненые перестали поступать, все завалено.
Вернулся монах — плащ порван, а белая туника тоже испачкана.
— Спасательные команды начали разбирать завалы наверху, — сказал он. — Можно будет эвакуировать раненых.
— Похоже, вы подготовились, — заметил Метельский.
— Видно было, куда все идет, — вздохнул монах. — Да и Господь не оставил без указаний.
— А что у вас за орден? — спросила Хельга. — И эмблема на плаще странная, как будто собака с факелом в зубах
— Орден святого Доминика.
[18] Раньше братья называли себя dominicanes, «псы господни». Ныне мы мирный орден братьев-проповедников.
— Закончились мирные времена, — сказала Хельга, огорченно разглядывая свою блузку.
— Похоже на то. Но мы готовились к этому, и при надобности вспомним про dominicanes… Однако лучше поговорим о вас. Господь допускает свершиться злу, однако посылает и возможности к лучшему. Наша встреча может быть не случайной. Вы крещены?
— Я нет. Даже имя языческое, Хельга.
— А меня крестили в Польше, в католическом храме, — сказал Метельский. — Но я считаю, что принадлежу к Единой церкви.
Хельга покосилась, а монах пожал плечами: — Различия несущественны. Скоро христианские церкви уйдут в катакомбы, и на поверхности земли постепенно воцарится ад. Почему бы вам не уйти с нами? В Иерусалиме стало опасно, но мы переберемся в Тель-Авив, где ждет судно ордена. Оно заберет всех желающих и доставит в Италию. Вас, — он улыбнулся Хельге, — могут окрестить в пути, пройдете ускоренный курс катехизации
[19]. Я видел, как вы проявляете милосердие, так что слово Христово вам не чуждо.
Хельга поерзала, а Метельский прокашлялся (все еще першило в горле):
— Извините, отец…
— Себастьян, — подсказал монах.
— Извините, отец Себастьян. Здесь у нас пока много дел. Но не оставите координаты, как вас найти в случае надобности?
— Пожалуйста, — монах протянул карточку, и вдруг озабоченно поглядел на темный проход в стене. — Извините, надо кое-что проверить. Не посветите?
Он достал из кармана фонарик в виде факела. Метельский взял его, прислонил свою трость к скамейке и поднялся.
— Сиди пока тут, — сказал он Хельге, и пошел вслед за монахом.
Они вошли в узкий проход, электрический факел осветил выщербленные стены, а потом металлическую дверь. Отец Себастьян потянул рукоятку, и дверь открылась.
— Вот оно, кто-то разблокировал дверь. Обычно это можно сделать только с центрального пульта. Под Иерусалимом настоящий подземный город. Копали с древних времен, а потом арабы, израильтяне. Когда строили убежище, подозрительные проходы закрыли дверями, и вот сейчас датчик зарегистрировал какую-то активность.
За дверью коридор продолжался, понемногу расширяясь и вывел в помещение размером с комнату. В стене напротив опять было два прохода, и из одного внезапно что-то выплыло. Похоже на осу-переросток, с фасетчатыми глазами и удлиненным телом. Маленький рот хищно открылся, в свете факела что-то блеснуло, и отец Себастьян с криком схватился за плечо. Но тут же отнял руку, сунул под плащ, и в ней оказалось нечто вроде револьвера. Оглушительно громыхнул выстрел, и «насекомое» разнесло в клочья.
Отец Себастьян пошатнулся. — Подержите, — сказал он сквозь зубы, протягивая оружие Метельскому, и опять прижал ладонь к плечу. — Умеете стрелять?
— Да, — кивнул Метельский. Это действительно оказался револьвер, черного воронения, с удлиненным барабаном и надписью «Smith&Wesson».
— Если что-то появится… сразу стреляйте. Взведите курок, или… самовзводом Держите крепче… отдача очень сильная. Бьет недалеко… на пять-десять метров, но картечью.
Надо бы помочь отцу Себастьяну, однако руки заняты. Метельский нагнулся и поставил фонарик на пол, но тут вбежала Хельга. Она сразу оценила ситуацию.
— Прикрой нас! — обхватила раненого и повела обратно в коридор. Метельский пятился, светя фонарем и держа револьвер наготове. Курок взводить пока не стал. Миновали дверь.
