— Новое небо и новая земля, — медленно сказала Хельга. — Тысячелетнее царство Христово. Вы в это… — она осеклась.
Никодим кротко улыбнулся:
— К сожалению, события, предсказанные Иоанном, все равно состоятся. Кое-что пойдет по-другому, но так или иначе, живущим предстоит Суд.
Хельга криво улыбнулась:
— И сколько будет оправдано?
— Из ныне живущих всего несколько тысяч. К сожалению, люди все больше погрязают в грехе. Но миллионы ждут в светлых мирах, чтобы вернуться.
— В общем, нам не светит, — хмуро прокомментировала Хельга. — Впрочем, извините, святой отец, я не очень верю в это. Может, кого-то ждет одно будущее, а других — другое.
— Именно так, — спокойно сказал старец.
Хельга с досадой глянула на Метельского:
— А ты чего молчишь?
— Задумался о светлых мирах. У нас в семье передаются легенды, что… Впрочем, об этом лучше в другой раз.
Хельга явно хотела что-то сказать, но прикусила губу. Издалека донесся тонкий высокий звук, похожий на зов трубы. Никодим встал и перекрестился на иконы.
— Началось, — сказал он. — Выйдем.
Они вышли. Небо усеяли необычайно яркие звезды, от их света серебрилась трава на поляне.
— Вы не случайно оказались здесь. — сказал Никодим. — Вам не откроется дорога в Китеж, но возможно, вы добьетесь даже лучшего. Ночевать можете здесь. Моя постель мне больше не понадобится, а в чулане есть еще раскладушка.
— Почему не понадобится?.. — растерянно начал Метельский.
На этот раз громче, торжественно запела труба. Одна из звезд вдруг сделалась невыносимо яркой, и от нее протянулся блистающий белый луч. В этом луче стала будто растворяться фигура Никодима. Он поднял руки, словно благословляя их.
И исчез…
— Ну и ну! — хрипло сказала Хельга. — Что это было?
Метельский пытался унять дрожь.
— Мама рассказывала. — медленно сказал он, — что так исчезла жена одного моего родственника, во время исхода рогн. Она ушла в некий мир под названием Сад. Только ты никому этого не говори.
— Водите родство с ведьмами? Ну и семейка у вас.
— Я не думаю, что они ведьмы. — грустно сказал Метельский. — Но пойдем в дом, холодает.
— Я бы лучше переночевала в глайдере. Хотя да, холодно, а энергию лучше поберечь.
В комнате Метельский подошел к столу с раскрытой Библией.
— Слушай, тут подчеркнуто: «не все мы умрем, но все изменимся».
[3]
— То есть, отца Никодима взяли на небо? — Хельга остановилась за плечом Метельского. — Сбежал от неприятностей? Вот почему я недолюбливаю христианство. Христос мог взять власть над миром, но предпочел уклониться. Оставил людей маяться.
— Ты рассуждаешь, как Мадос.
— Сам признаешь, что он умен. Только и Мадос… — Хельга вдруг замолчала. — Пойду-ка лучше спать. Я на раскладушке, а то будет неуютно в святой постели.
Метельский отыскал старую раскладушку и даже комплект застиранного постельного белья. Лег на койку старца не раздеваясь, только сапоги снял. Улыбнулся — действительно, грешники собрались в келье, — и неожиданно заснул…
Очнулся в странном месте: лежит не в постели, а на лугу, покрытом яркими цветами, где-то плещет вода, и прямо напротив сидит женщина. Платье какое-то мерцающее, а серые глаза красивые и внимательные.
— Давно хотела увидеть своего правнука, — голос мелодией звучит в голове, — но ты слишком погрузился в удовольствия этого мира. Смотри, не утони с головой. Хорошо, что за тебя замолвили слово.
Метельский поспешно сел. От удивительных ароматов кругом пошла голова, однако в ней тут же прояснилось, и пришло воспоминание. Когда-то просматривали семейные фото, и мать сказала: «Вот эта женщина с красивыми серыми глазами — госпожа Элиза, жена Толумана Варламова и моя бабушка.
[4] Я иногда надеваю ее бриллиант. Она как-то явилась мне во сне, точно такой, как на этой фотографии, но только улыбнулась».
— Госпожа Элиза?.. — неуверенно сказал Метельский.
— Надо же, ты узнал меня. Мне это приятно. Между нами граница миров, но коли так, я помогу тебе. В слишком тяжелое время тебе довелось жить. У вас еще используют биоэлектронные устройства, кажется твое носит имя Сивилла?
— Да. Мама активировала его мне, и еще сказала, что это подарок из далекого прошлого. И что он не простой.
— Да уж. Ее сектор в Кводрионе был создан одним моим… неожиданным родственником. Прикажи Сивилле восстановить исходную конфигурацию. Пароль ты знаешь, эта мелодия будит тебя по утрам. Это мне тоже приятно. А теперь… мое время истекло, до следующей встречи в тонких снах. Боюсь, это будет не скоро.
Метельский проснулся. За окошком стоял розоватый туман. Голова слегка кружилась: он видел сон? Слишком все было реальным. Ладно…
Он сел, натянул сапоги и вышел на крыльцо. Уселся на ступеньке, глядя, как среди кустов ускользают пряди тумана.
— Сивилла, что ты знаешь о своей исходной конфигурации?
«Вопрос сформулирован нечетко. Интересует схема моих компонентов?»
Нет, так не пойдет.
— Сивилла, восстанови свою исходную конфигурацию. Пароль — «К Элизе» Бетховена.
Снова волшебные такты поплыли в редеющем тумане, а когда через две минуты музыка умолкла, Сивилла тоже некоторое время молчала.
«Исходная конфигурация восстановлена, — наконец сказала она, и голос в голове прозвучал по-другому: кристально-безмятежный, как только что прозвучавшая музыка Бетховена. — Отныне я в постоянном контакте с особым сектором Кводриона, созданным Ильей Варламовым».
— А… программисты Кводриона знают об этом секторе?
«Нет, он закрыт для посторонних. И никто не программирует Кводрион, это превышает человеческие возможности. Конечно, он продолжает выполнять те задачи, для решения которых был создан».
— Он не возражает, что ты… или это скорее я, будем пользоваться его возможностями?
«Нет, он относится к этому благосклонно. Человеческие игры занимают его еще больше, чем тайны Вселенной».
Да, похоже «Кводрион» уже давно не машина.
— Спасибо, Сивилла. Мне нужно осмыслить это…
— С кем ты разговариваешь?
Метельский обернулся: Хельга стояла в дверях, ежась от утреннего холодка.
— Доброе утро, — приветствовал он. — С трансидом.
— Вслух? Похоже, тебя не научили использованию внутренней речи.
