За мраморным надгробием стояли люди, слышалось торжественное пение на латинском — наверное запись, хора не было видно.
Метельский обошел памятник: мама! Она осунулась, на щеках следы слез, платье не по размеру.
— Лон! Как хорошо, что ты успел. — Они постояли, обнявшись, а потом мама через плечо Метельского глянула на Хельгу.
— Агата, моя мать. Хельга, моя жена.
— Выражаю свои соболезнования, госпожа Агата, — молвила Хельга.
— Как я понимаю, пробный брак, — сказала мама суховато. — Не забудьте пригласить, если будете продлевать. — Она перевела взгляд себя и поморщилась: — Купила, что попало. Из дома выбежала в одной рубашке.
Метельский глянул на гроб: крышка закрыта и усыпана цветами. Он положил на нее ладонь. Вот и стали уходить те, кто был ему дорог, сначала Татьяна, теперь отец. Хотя в последние годы уже редко общались.
— Прости, мама, что не появился раньше, — сказал он. — Тебе все пришлось делать одной.
— А… — отмахнулась та. — Смерть у Мадоса поставлена на конвейер. Сразу выделили ховер, тело закутали в термосаван, а тут все расходы оплатила канцелярия Мадоса. Это ты извини, я приказала закрыть гроб, тело сильно обезображено. — Она повернулась к Хельге: — У католиков не принято приукрашивать покойников, пусть человек явится к Господу, каков он есть. И приглашать я никого не стала, в Альфавиле сейчас своих похорон хватает.
Приглашенный священник прочитал молитвы по-латыни, все перекрестились (мама искоса смотрела, как это делает Хельга), и мужчины из похоронного бюро внесли гроб в склеп.
— Здесь и для меня места хватит, — сказала мама. — Лон, когда-нибудь похоронишь меня рядом с отцом. Я не стану задерживаться в Риме, да и в Альфавиле делать больше нечего. Полечу в Москву, там хоть подруги.
— Мама, — сказал Метельский, — давай посидим в кафе, помянем отца.
Та покачала головой: — Сделайте это без меня.
Вернулись к воротам, а там уже ждал ховер — опять льгота для родственников захороненного.
— Я прямо в аэропорт, — сказала мама. — Звони иногда. Лон. А то со своими любовными приключениями совсем меня позабыл.
Хельгу бросило в краску, она плотно сжала губы.
— До свидания, мама, — сказал Метельский. — А Хельга очень хорошая.
Ховер поднялся в воздух, и Хельга шумно выдохнула: — Уф! Совсем забыла, что к мужу прилагается свекровь.
— Не злись. Мама бывает резковата, а тут ее совсем из колеи выбило. Землетрясение, смерть отца. До этого у них все шло гладко.
Хельга явно хотела что-то сказать, но промолчала.
Кафе долго не искали, нашлось рядом с кладбищем. Метельский проконсультировался с «Сивиллой» и заказал вино «Фраскати», а Хельга постояла у витрины с мороженым и набрала несколько сортов.
— Хоть немного себя ублажу. Я такого изобилия раньше не видела.
Из еды были макароны или «паста» различных видов, Метельский растерялся от многообразия, а потом выбрал assagiata — согласно «Сивилле», ассорти из разных сортов. Хельга откушала пасты, но основное внимание уделила мороженому.
— М-м, — сказала она. — Фисташковое, земляничное…
— Похоже, тут нет проблем с продуктами, — удивился Метельский. — Сивилла, как в Италии с продовольственным обеспечением?
«Италия входит в южный сельскохозяйственный пояс, Лон. Почти полное самообеспечение. Вот вывоз затруднен, а сейчас и трансальпийские туннели заблокированы».
— Эх, надо было сказать маме, что в Москве плохо с продуктами. Ладно, купит, да еще и подружек подкормит.
— Я вижу, вы не очень тесно общаетесь. Но мне нравится, что она захотела быть похороненной рядом с мужем. Все-таки в католическом браке что-то есть.
— Усердной католичкой ее не назовешь. Но Польша до сих пор очень католическая страна, и мама с удовольствием подыгрывала мужу… Да, хорошо, что напомнила.
Метельский налил в бокалы вина: — Помянем моего отца. В общем-то он был хороший отец, разве что иногда навязчивый.
Молча выпили.
— И вино хорошее, — вздохнула Хельга, — надо будет запомнить марку. Хотя сейчас как-то не до радостей жизни… Да, вспомнила того католического монаха из Иерусалима. Кажется, отец Себастьян. Он вроде собирался в Италию, и еще дал тебе карточку. Она сохранилась?
— Перевел данные Сивилле. Хочешь позвонить?
— Знаешь, почему-то захотелось.
— Я перекидываю номер на твой трансид. Самому говорить как будто не о чем.
Хельга прикрыла глаза, губы несколько раз шевельнулись, а потом застыли. Постепенно лицо сделалось напряженным, а вместо расслабленной позы села прямо. Наконец она судорожно вздохнула и открыла глаза.
— Тебе привет, Лон. Да, отец Себастьян в Риме, точнее где-то в пригороде. Он сказал необычную вещь: мы должны прибыть к нему, еще до истечения этого дня. Он подчеркнул, что это абсолютно необходимо!
— Что за спешка? — Метельский повертел вилку, а потом положил ее. — Хотя… то одно происходит, то другое. Расслабляться нельзя.
Раздался громкий голос, кто-то быстро говорил по-итальянски. Похоже, радио.
«Сивилла, переведи».
«Папа римский выступит со срочным обращением Urbi et orbi, к городу и миру. Через час, на площади святого Петра. Выступление будет транслироваться по всем каналам связи».
— Что, Лон? — спросила Хельга.
— Папа римский, глава католической церкви, выступает со срочным обращением. Наверное, что-то важное. Будет передаваться по радио и холовидению, но раз уж мы в Риме, можем услышать из первых уст. Поехали!
Хельга с сожалением глянула на третью, нетронутую порцию мороженого: — Ладно, а то еще простужусь.
Вышли из кафе, мувекса пришлось ждать дольше обыкновенного. Когда наконец сели, Метельский сказал: — До площади святого Петра, откуда можно увидеть папу.
Мувекс бодро ответил, тоже по-русски:
— Возможно до ближайшей разрешенной стоянки. Тариф увеличен впятеро.
— Быстро они в городской управе, или где там, сориентировались. Ладно, едем.
Ехали недолго, Рим оказался не таким и большим. Когда выбрались из машины и немного прошли, Хельга приостановилась:
— Да уж, грандиозно. Не верится, что всему этому почти тысяча лет.
Колоннады слева и справа. Обелиск в центре площади. Высоченные колонны собора и купол с вознесенным в небо крестом. Народа на площади уже много.
«Папа выступит из ложи благословения в центре фасада собора, — тоном заправского экскурсовода сообщила „Сивилла“ и даже вывела стрелку, указывая на балкон между колоннами. Сейчас заканчивается месса».
Народ всё прибывал, шум голосов казался прибоем.
