С момента оплодотворения яйцеклетки начинается новая жизнь — не отца и не матери, а нового человеческого существа, развивающегося самостоятельно. Оно никогда не стало бы человеком, если бы уже им не было. <…> История человеческой жизни начинается непосредственно с зачатия
[41].
Кто бы это ни писал, ему, похоже, никогда не приходил в голову аргумент об идентичных близнецах, использованный нашим консеквенциалистом Конни.
Вы, вероятно, догадались, что мои симпатии скорее на стороне Конни, нежели Абби. Должен тем не менее признать, что консеквенциалистские мысленные эксперименты уводят порой в неудобных направлениях.
Представьте себе добывающего уголь шахтера, который оказался замурован обвалом породы. Мы могли бы спасти его, но это будет стоить кучу денег. На что еще можно было бы их потратить? Например, спасти намного больше жизней и облегчить куда больше страданий, купив еды для детей, умирающих где-нибудь от голода. Не должен ли истинный консеквенциалист бросить несчастного шахтера на произвол судьбы, не обращая внимания на слезы его жены и детей? Может, и должен, но я бы так не поступил. Оставить его под землей было бы для меня невыносимо. А для вас? Однако, оставаясь целиком на консеквенциалистских позициях, обосновать решение спасать его непросто. Не невозможно, но непросто.
Вернемся к основной теме главы. Нужен ли нам Бог, чтобы быть хорошими? Я уделил довольно много внимания философии морали, но она — только один из источников смены нравственных ценностей. Наряду с прессой, беседами за ужином, прениями в палатах парламента и студенческих советах, судебными решениями и прочим философия вносит свой вклад в те «витающие в воздухе» сдвиги, благодаря которым в двадцать первом веке представления об этике не таковы, как, скажем, в восемнадцатом, когда рабство считалось положительным явлением. Кстати, судя по всему, очевидных причин для приостановки этих тенденций нет. Что-то будет представлять из себя мораль двадцать второго столетия?
Независимо от того, религиозны мы или нет, наша современная мораль существенно отличается от библейской. И от коранической. И слава богу! А теория Великой Небесной Шпионской Камеры — отнюдь не похвальный повод хорошо себя вести. Так что всем нам, по-видимому, стоит отказаться от идеи, будто мы «нуждаемся в Боге, чтобы быть хорошими».
Значит ли это, что всем нам следует отказаться от веры в Бога? Нет. Точнее, не по этой причине. Даже если мы не нуждаемся в нем, чтобы быть хорошими, Бог все равно может существовать. Ничто не мешает божеству быть отвратительным по нашим нравственным меркам — подобно тому персонажу Богу, с которым мы познакомились в главе 4, — но отсюда по-прежнему не следует, что его нет. Единственная причина верить в существование чего бы то ни было — это доказательства. Существуют ли хоть где-нибудь хоть какие-нибудь убедительные доказательства наличия хоть какого-нибудь бога или богов?
Полагаю, вы не верите почти ни в кого из тех божеств, что были перечислены в главе 1, и из сотен других, которых я не упомянул. Главы 2 и 3 должны были убедить вас, что священные книги вроде Библии или Корана не дают сколько-нибудь достойного повода верить в каких бы то ни было богов. А после глав 4, 5 и 6 вы могли разувериться в том, что религия — необходимый залог хорошего поведения. Но, быть может, вы все еще цепляетесь за веру в некую высшую силу, некий творческий разум, создавший наш мир, Вселенную и — что, вероятно, важнее всего — живых существ, в том числе нас с вами. До 15-летнего возраста я и сам держался этой веры, поскольку находился под глубочайшим впечатлением от красоты и сложности устройства живых созданий. А особенно от того факта, что они выглядят так, будто кто-то их наверняка «спроектировал». В конце концов я отказался от самой идеи каких-либо богов — после того как узнал об эволюции и познакомился с правдивым объяснением, почему живые существа кажутся намеренно сконструированными. Это объяснение устройства живых организмов, предложенное Чарльзом Дарвином, так же прекрасно и изысканно, как и они сами. Но в двух словах его не изложишь. Оно займет почти всю вторую часть книги. И даже этого не хватит, чтобы воздать должное такой громадной теме. Надеюсь, вы достаточно ею заинтересуетесь, чтобы обратиться к другим книгам об эволюции.
Часть вторая
Эволюция и не только
Глава 7
Наверняка кто-то спроектировал?
Представьте себе газель на просторах африканской саванны, уносящую ноги от мчащегося гепарда и захлебывающуюся собственными вздохами, каждый из которых вполне может оказаться последним. Не исключаю, что ваши симпатии, как и мои, на стороне газели. Однако у гепарда есть голодные детеныши. Если самка гепарда не сможет охотиться, и она, и детеныши умрут от истощения. Смерть предположительно более мучительная, чем быстрая гибель газели.
Если вам приходилось видеть съемку погони гепарда за газелью — скажем, в каком-нибудь из документальных фильмов Дэвида Аттенборо, — то вы, вероятно, обратили внимание, насколько красиво, изящно сконструированным выглядит и то и другое животное. В каждом элементе строения этих двух мускулистых, туго пружинящих тел будто бы прописано: «скоростной». Максимальная скорость, развиваемая гепардом, — примерно 100 километров (или около 60 миль) в час. По некоторым сообщениям, она достигает даже 70 миль в час, а это настоящий подвиг, когда передвигаешься без помощи колес, орудуя только лапами. Причем гепард способен разгоняться от 0 до 60 миль в час за три секунды — примерно как «тесла» (в «безумном режиме») или «феррари».
Долго ему так не пробежать. Гепарды — спринтеры, в отличие от волков — бегунов на длинные дистанции. Хотя у тех максимальная скорость и не столь высока (ближе к 40 милям в час), упорство позволяет им в конце концов загнать добычу. Гепарды же вынуждены подкрадываться к своим жертвам, пока не окажутся совсем рядом — на расстоянии достаточно малом для заключительного короткого броска. Более долгое преследование изнуряет их так, что приходится отказываться от погони. Газели бегают не столь быстро (тоже около 40 миль в час), но зато они используют «обманные движения» (уворачиваются из стороны в сторону), мешающие несущемуся гепарду поймать их — главным образом из-за того, что при беге на большой скорости трудно маневрировать.
Подобно другим антилопам, газели, убегая от преследователей, еще и подскакивают резко вверх. Такое поведение называется «стоттингом», и оно довольно удивительно, поскольку наверняка замедляет движение животного и расходует энергию. Быть может, это сообщение для гепарда: «Не трать свое время на погоню за мной: я сильная газель в отличной физической форме, умеющая высоко подпрыгивать. Вероятно, поймать меня труднее, чем прочих газелей. Лучше приглядись к кому-нибудь еще из моего стада». Животное не продумывает эти аргументы осознанно. Просто его нервная система запрограммирована так, чтобы оно подскакивало, само не зная зачем. Если благодаря увиливанию или стоттингу у газели получается продержаться непойманной достаточно долго, чтобы гепард выдохся и был вынужден остановиться, она спасена. До следующего раза.
