С ней было весело. Они посещали салоны и рауты, гуляли по готическим улочкам Йорка, взбирались на лысые холмы к средневековым руинам (полная Тиб не поспевала за подругой — мучилась отдышкой). На взмыленных жеребцах кисти вдохновенного Жерико они неслись над изумрудно-болотистыми живописными равнинами. Иногда вместе охотились и упражнялись в стрельбе из пистолетов — Анна часто уступала Изабелле, истинной, хоть и рыхлой амазонке.
С ней было уютно — сидеть в тихой сумеречной гостиной среди шелковых цветов, позолоченной листвы портретных рам, фарфоровых мелочей и случайных книжиц, в этом безупречном, округлом, завершенном английском мещанстве, которое Анна презирала, а Изабелла любила всем сердцем. И пока она втолковывала ветреной хохотливой подруге принципы антиномии Канта и основы евклидовой геометрии, та полулежала на кушетке, мяукала: «Oh, really?», закатывала глаза и бессовестно лакомилась жирными птифурами. Изабелла была прелестна.
Но Мариана была лучше: «Она очаровательна и наделена бесценным характером, который уже покорил меня. Помимо прекрасных душевных качеств она обладает прелестной внешностью. Никто на земле так не любил, как я любила Мариану».
Они понимали друг друга с полуслова, а иногда вовсе обходились без слов — и эти особые чувственные моменты Анна скрупулезно записывала в дневник, считая количество и оценивая качество обоюдных любовных ласк: «Прошлой ночью — сразу два “поцелуя”. М[ариана] шептала в продолжение нашего любовного акта. “Ах, — простонала она, — будешь ли ты любить другую?” Она знает, как подстегнуть нашу страсть. И в самый пик наслаждения прошептала мне: “Как приятно”. Все ее “поцелуи” прекрасны. Никто еще не дарил мне таких бесподобных “поцелуев”».
Листер могла бы назвать подругу неземным совершенством, безупречным твореньем богов, если бы не один недостаток — бедность. Мариана Белькомб была всего лишь одной из пяти дочерей скромного йоркского доктора — ни обширных владений, ни банковского счета, ни богатого приданого. Анна, едва сводившая концы с концами, не сумела бы ее содержать. Это она понимала, но делить Мариану ни с кем не желала. Как она рыдала, как умоляла ее не выходить замуж, не убивать их святую любовь, не портить свою жизнь. Как она просила отвергнуть этого мерзкого йоркского сэра, Чарльза Лоутона, предложившего Мариане руку и сердце — руки у него были крепкие, хваткие, мужские, а вот сердца не было — и ума, кажется, тоже. Это Анна объясняла подруге, волнуясь, плача, путаясь в мыслях, словах, цифрах. Но та безучастно смотрела в окно — пейзаж за ним был столь же сер, холоден и безразличен к игривому солнцу, как она к мольбам Анны. «Решение принято, я выйду за него», — был ответ. И дальше пустота — дневник потерял дар речи, строчка повисла на полуфразе. Анна чуть не сошла с ума.
Отныне Листер носила лишь байронический черный в знак вечного траура по отвергнутой любви. И стала более мужественной в своих нарядах — полюбила жилеты, рединготы, сюртуки, цилиндры и каскетки, высокие сапоги, трости, стеки и большие карманные часы на цепочке. Ее часто принимали за господина. Крепкие простофили на темных улицах окрикивали «Джеком». Было в английском языке такое выражение — Jack the Lad («Парень Джек»), означавшее бабу-мужлана. Но Листер, истинный английский эсквайр, была «Джентльменом Джеком». Так ее иногда называли соседи — в шутку. Любовницы именовали ее Фредди. Это имя нравилось ей больше всех прочих.
После свадьбы Марианы она не находила себе места, позорно по-женски рыдала, подумывала о самоубийстве. И подруга сжалилась — озвучила долгожданные цифры. Ей — двадцать восемь лет, но ее супругу — без малого сорок пять. Следовательно, жить ему осталось десять, ну от силы пятнадцать лет. Когда он отдаст наконец Богу душу, если она вообще у него имеется, Мариана сделается безутешной вдовой и законной наследницей состояния. И вот тогда они с Фредди заживут вместе в радости, любви и достатке. Нужно потерпеть, немного подождать. Звучало многообещающе. Предательские бабские слезы на глазах Анны высохли.
Портрет Анны Листер. 1822 г. Коллекция Музея Колдердейла, архив Западного Йоркшира
Но у Чарльза Лоутона было отменное здоровье, умирать не входило в его планы. Листер пришлось делить с ним Мариану и позже лечиться от сифилиса, который образцовый супруг передал своей жене. Несмотря на уговоры и мольбы, расчетливая Мариана не желала покидать опостылевшего мужа, деньги которого значили куда больше нежных ласк и умелых «поцелуев». Анна мучилась и спасалась дневником — исписывала страницы, и ей становилось легче. Листер тогда поняла про себя две вещи: она никогда не выйдет замуж и ей всегда будут нравится женщины: «Я люблю только женщин, исключительно женщин и любима ими в ответ. Моя душа противится любой другой любви».
Она пыталась забыться в кратких романах. Их было множество, этих легких, пьянящих, словно шампанское, любовей: Элизабет Браун (ее очаровательная Каллиста), Мария Барлоу, Сибелла Маклин, Мэри Валланс, Нантц Белькомб, Харриет Милн, Френсис Пикфорд… Со всеми и ни с кем. Любима, но всегда одна. Наконец ей это надоело. Она прогнала амуров-лжецов. И задумалась о семье.
Шибден-холл, семейное поместье Анны Листер. Снимок 1910-х гг.
Листер мечтала о настоящей крепкой идеальной семье, о верной безропотной спутнице с хорошим происхождением и крупным капиталом. Оставив надежду соединиться с Лоутон, она составила список подходящих кандидатур и вечерами не спеша просматривала его, обдумывала, взвешивала: Маккензи, леди Элизабет Теккерей, мисс Холл, мисс Фриман, Луиза Белькомб, мисс Прайс, мисс Сальмон, мисс Уокер…
Сложно сказать, что удивляет больше — длина списка или самоуверенность его составителя. Листер смело, без раздумий внесла всех мало-мальски хорошеньких и богатых барышень округи, не интересуясь ни их мнением о «противоестественных» чувствах, ни их реакцией на неоднозначное предложение руки и сердца. Сноб Анна Листер могла не думать о таком мещанском вздоре.
Она принимала в расчет все за (имя, титул, связи, деньги, красота, хорошие ножки) и против, вымарывая или отмечая имя галочкой. В результате осталась лишь Энн Уокер, на двенадцать лет младше, не замужем, хороша собой, хозяйственная, послушная, скромная, из уважаемого йоркского семейства, но главное — богатая: собственный особняк в Лайтклиффе, жирные плодородные земли, внушительные счета в банках. Как раз для Листер.
Церковь Святой Троицы, Йоркшир. Здесь Анна Листер тайно обвенчалась с Энн Уокер. Снимок 1880-х гг.
