И последует за мной…
Из потока мыслей меня вырвал спор, раздавшийся в костеле.
Я встрепенулся, пытаясь сообразить, что происходит, и поспешил на шум. Тон и громкость ничего хорошего не предвещали.
– И это ты называешь службой? Пять старух, которые одной ногой стоят перед Триединым?! А проповедь? Такое убожество в семинарии и первокурсник постеснялся бы сдать на оценку…
Я вбежал в прохладную тень храма в тот момент, когда высокий жилистый старик отвесил служителю Оскарби звонкую пощечину. Юноша прижал ладонь к заалевшей щеке и отступил от разгневанного человека.
– Прикажу сжечь твой сад, если ты не перестанешь ему уделять больше времени, чем служению Триединому!
Я замер, будто с разбегу налетел на преграду, и впился в мужчину недобрым взглядом. До содержания проповедей Оскарби мне не было никакого дела, но сад тронуть не позволю! Я хищно улыбнулся. Да, человек был немолод, много жизни у него уже не отобрать. Но я найду, что выменять на нее у Костлявой. Угрозой саду неизвестный старик подписал себе приговор.
– Если судить по вашему святому писанию, как там его… «Книга Создания»? Триединый вовсе не страдает нарциссизмом и велит заботиться об окружающем мире, привечая любое живое существо, будь то бабочка или розовый куст. Или вам известно чуть больше, чем всем остальным? – Я говорил громко и нагло, стараясь переключить внимание человека на себя.
– Ты дерзишь его преосвященству, мальчишка, – прошипел старик, развернувшись ко мне.
И что? Я должен проникнуться и пасть на колени? Так-то я вообще князь. За спиной епископа Оскарби состроил мне рожу, мол, нашел куда влезать.
– Хоть с его святейшеством, – сделал несколько шагов, попав в узкую полосу света, чтобы старик разглядел мои длинные уши, – вы мне в праправнуки годитесь, так что выберите другое обращение.
С праправнуком я вовсе не погорячился, мог даже еще несколько «пра» накинуть сверху: по эльфу никогда не скажешь, ему пара десятков или пара сотен лет.
Я незаметно навесил на епископа такое же заклинание слежения, как и на Ачиля Дебро. Ночью загляну в гости – посмотрим, кто на самом деле замер в шаге от личного знакомства с Триединым.
– Что ты забыл здесь, нелюдь? – проворчал старик.
– Вообще-то я просто шел мимо, но услышал вопли и решил поучаствовать. – Предположим, не шел, а сидел, но действительно ничего такого не замышлял. – Ваши высказывания о приоритетах Триединого меня заинтересовали. Может быть, поделитесь еще какими-нибудь новыми заявлениями?
– Придержи язык, нелюдь, если не хочешь остаться без него, – пригрозил мне епископ и, гордо задрав подбородок, удалился.
Я подождал, когда тот отдалился на достаточное расстояние, и тихо прокомментировал:
– Что за варварские методы! Тебя лишить сада, меня – языка… Это точно был епископ?
Оскарби вздохнул:
– Увы. Но мои проповеди действительно никуда не годятся. Прежний служитель собирал полный костел на свои выступления, а я зачастую вообще остаюсь один на один с Триединым. Спасибо, что вмешался, Кериэль, но учти, что ты нажил себе высокопоставленного недоброжелателя.
Это всего на один вечер. Заодно вылечу Козму.
– Не думаю, что епископ что-то мне сделает. Но вот навредить саду я точно не позволю!
Я оглядел бедное убранство костела: ни витражей, ни лепнины или мозаичных изображений. Все предельно аскетично – только над алтарем прямо на серой стене был изображен в полный рост Триединый. Ряды деревянных скамеек тонули в прохладном полумраке зала. Насколько я знал, сидеть на таких не так уж удобнее, чем стоять, но положение сидя в святых текстах рассматривалось как поза учения и послушания. Как и ученики в школе перед преподавателем, паства садится, чтобы внимать слову Триединого.
– Опыт не сразу приходит, – попытался я ободрить церковника, – тебе не хватает практики. Пройдет совсем немного времени, и люди потянутся в костел. Начни с простого. С того, что тебе самому ближе. Расскажи людям о том, как прекрасно и хрупко все, что нас окружает, и как важно поддерживать эту красоту.
Оскарби улыбнулся:
– Тебе бы самому проповеди писать, Кериэль. Спасибо за твою доброту и смелость!
Триада упаси от проповедей. Ничего хорошего я поведать людям точно не смогу.
Всю дорогу до порта я был занят мыслями о том, как лучше и незаметнее навестить епископа и каким образом замаскировать его смерть. Два ритуала подряд, если на старике найдут следы от игл, вызовут слишком много вопросов.
Хотя…
Я нахмурился, зацепившись за интересную идею.
Епископ явно человек с тяжелой рукой и характером. Небольшая стычка с эльфом несильно выделится среди похожих случаев. Может, объединить два убийства в одну серию? Пусть ищейки поломают головы, гадая, что связывало Дебро и епископа. Конечно, кроме того, что город без них вздохнет спокойнее.
Информации в любом случае будет недостаточно, чтобы выйти на меня.
Узнать бы еще содержание отчета, который утром лег на стол к лорду Киару, – было бы вообще отлично.
Город спускался к порту будто бы гигантскими ступенями, и задолго до того, как стал слышен шум толпы и волн, разбивающихся о пирсы, я увидел саму бухту. С этого расстояния она казалась совсем маленькой, а корабли – игрушечными. Один как раз медленно отходил от причала, а два только зашли. Еще несколько с опущенными парусами стояли на приколе. Отсюда цвет воды выглядел каким-то абсолютно нереальным – ярко-лазурным с темными пятнами, выделяющими глубокие места. Ясное безоблачное небо не уступало океану по красоте.
Я шел по широкой торговой улице и не успевал крутить головой по сторонам, разглядывая аккуратные дома с резными ставнями, одинаковыми черепичными крышами и тонкими флюгерами.
– Стаканчик кахве, господин? – окликнула меня бойкая рыжая девушка.
Вот это здесь мне нравилось необыкновенно – чтобы выпить чего-нибудь горячего или, наоборот, освежающего, вовсе не требовалось занимать столик в ресторации. Почти на каждом углу можно было купить напитки в плотных стаканчиках и наслаждаться выбором прямо на ходу.
– С чем у тебя?
Я приблизился к девушке и принюхался к большому открытому котелку с булькающей темной жидкостью. Кахве в городе каждый старался приготовить на свой лад: кто-то делал с солью и перцем, кто-то с имбирем или корицей, в напиток добавляли и сиропы, и варенье, и вообще все, что попадалось под руку. Я даже видел, как на дно стакана положили кусочек сыра. Попробовать, правда, не рискнул, но выглядело интригующе. И самое прекрасное – каждый раз вкус кахве раскрывался новыми красками.
– Могу сделать со взбитыми сливками и сахаром. Еще есть мед, лимон, сушеная гвоздика…
– Давай большую порцию с медом и лимоном.
Я полез в карман за монетами, и девушка тут же приготовила мне громадный стакан крепчайшего кахве, не пожалев ни ломтик сочного лимона потолще, ни ароматного липового меда.
