– Да, – кивнула она. – Тебе и должно быть невыносимо. Но только на этом этапе, не вечно. В вечности, что бы ты ни утратил, вместо боли – любовь.
* * *
Значит, – понимаю я, который волна, ревущая в небе и накрывающая его целиком, – я уже в вечности, я весь – любовь.
Значит, – понимаю я-человек, – нет для меня места в вечности. Куда мне, какая может быть вечность, я весь – боль.
Значит, – понимаю я всей своей бесконечностью, всей крошечной огненной точкой, в которую эту бесконечность оказалось возможно вместить, – у меня есть две правды, про меня есть две правды, я сам – две правды, противоречащие друг другу. Я – такая же беспредельно честная лживая нежная сволочь, как жизнь.
* * *
– Ничего, только поначалу так трудно, а чем дальше, тем веселей, – сказала туманная женщина.
Села рядом, обняла, как друзья обнимают, когда плохи дела, и всё, чем можно утешить – сказать: «Я с тобой». Это был такой неожиданный, совершенно человеческий – в лучшем из смыслов – тёплый жест, что я ей не как сокрушительной высшей силе, а как старой подружке сказал:
– При этом, прикинь, больше всего я сейчас беспокоюсь не о городе, не о хаосе, не о наших с ним миражах, не о себе, тем более, не обо всём мире сразу, приспичит ему отмениться – ладно, его дела. А почему-то о Нёхиси. Только о нём. Лишь бы ему по башке этот парадокс не шарахнул, не лишил его радости, за которой он к нам пришёл. Хотя, по идее, он-то у нас всемогущий. Что ему вообще сделается? Но – вот.
– Так это как раз один из атрибутов полного всемогущества, – улыбнулась она. – Когда всё во Вселенной о тебе беспокоится и прикидывает, как бы так жизнь устроить, чтобы тебе и дальше было хорошо. Впрочем, в этом смысле, ты своего приятеля переплюнул. О тебе даже я беспокоюсь, а это уже перебор.
– Что?!
– Что слышал, – рассмеялась туманная гостья, Страж Порога, она же Воплощённый Трындец. – Беспокоюсь! Пришла вон, кофе тебе варю, утешаю, в смысле, пугаю до полусмерти – ну извини, как могу! – развлекаю, рассказываю о парадоксах, а сама в это время думаю, как ты о Нёхиси: лишь бы ему по башке не слишком сильно шарахнуло! Но шарахнет, конечно. Ты сейчас стоишь на своём Пороге. А то меня бы не было тут.
Это что же за адова хрень должна со мной приключиться, если даже Страж Порога обо мне беспокоится, – мрачно подумал я. – Который, если я правильно понял объяснения Стефана, даже не то чтобы отдельное существо, а просто персонификация какой-то части непостижимой силы. Там, по идее, беспокоиться просто некому, нечем, но оно всё равно беспокоится, вот уж точно – море волнуется, раз. То есть я действительно кого угодно могу довести до цугундера; будем считать это разновидностью всемогущества. Предельно узкоспециализированного, но ладно, для начала сойдёт. И это, конечно, отличная новость. Но все остальные – дерьмо.
* * *
Всё вот прямо сейчас и рушится. Это не о каком-то возможном будущем разговор. «Будущее» – умозрительная абстракция, о нём можно думать и беспокоиться, но на практике существует только «сейчас». Я, мой старый дедовский дом, то, что кажется небесами, когда я к ним поднимаюсь тёмной горячей волной, кровать, Страж Порога, пустая кофейная кружка, моя память о том, кем и чем я бываю, ноябрь за окном, поднявшийся шторм и вечность – кажется, короткая, как мгновение; ладно, вечностями не бросаются, какую выдали, такую берём.
* * *
– Ты так на меня смотришь, будто ждёшь, что я сейчас дам тебе какое-нибудь задание. Причём совершенно ужасное, чего от меня ещё ждать, – сказала туманная женщина, Страж Порога, Воплощённый Трындец, добрый друг. – Но нет никаких заданий – ни у меня, ни у Вселенной. Сам подумай, зачем это нам? Это у тебя для нас с ней задание: срочно устранить парадокс не как миру вздумается, а таким образом, чтобы тебе понравился результат. Чтобы всемогущий продолжал развлекаться в твоей компании, ваш город стоял крепче прежнего, отбросив новую волшебную тень, невозможное каждый день заново становилось возможным, дух ликовал, побеждая угрюмое свинство, кофе, ром и июньские ливни лились рекой, и всё это – благодаря тебе. Потому что ты тут главный спаситель всего, что шевелится; позиция в твоём положении практически самоубийственная, но ничего не поделаешь, такова твоя суть.
– Я, знаешь, согласен, чтобы оно как-нибудь само без меня получилось. Слова дурного никому не скажу. Просыпаешься, а вся работа за тебя уже сделана, больше не надо приносить себя в жертву – именно так я себе представляю хорошую жизнь.
Говорил, но и сам понимал, что не в моём согласии дело. Тем более, не в моих представлениях о том, что такое хорошая жизнь. Если бы они имели значение, я бы сейчас небось на каком-нибудь океанском пляже валялся, плавал, рисовал на песке, смотрел зачарованно, как мои рисунки стирает море, беседовал с духами да коктейли разноцветные с девчонками пил. Но важно не чего я хочу, а зачем я. С какой целью неизъяснимая сила меня однажды в руки взяла. Потому что если она сочтёт меня непригодным для дела и аккуратно положит на место – вот это действительно катастрофа. А всё остальное – полная ерунда.
– Будешь смеяться, но мы с Вселенной выполнили твоё задание, – наконец сказала моя чудесная гостья. – Мы с ней – удивительные молодцы.
– Что ты имеешь в виду? – опешил я.
– Есть способ разрешить создавшийся парадокс к твоему удовольствию. Без гарантий, естественно, но гарантий в принципе не бывает. Это довольно специфическое заблуждение, характерное для человеческого и сходных с ним типов ума. Своего рода защита психики, но твою-то, пожалуй, поздновато уже защищать.
– Да ясно, что без гарантий, – вздохнул я. – Чай не в доброй книжке с хорошим концом разговариваем. Зря, кстати. Я бы в такой, вот честно, пожил.
– Тут я точно помочь бессильна, – рассмеялась она. – Родился живым, а не выдуманным – вот и живи! Короче, если захочешь взять судьбу в свои руки, это можно устроить. Я тебя научу.
* * *
Не отпускай меня, – прошу я, волна, достигшая неба. – Дай мне остаться. Здесь моё место, мой вечный дом.
И сам же себе отвечаю: здесь твой дом, но возвращаться не время. Иди, играй. Вернёшься потом.
* * *
– У тебя есть бумага и карандаш?
Вопрос застал меня врасплох. Зачем ей бумага? Мы что, сейчас будем заново мир рисовать?
Глупость ужасная, но я почти взаправду поверил, что будет именно так. Подскочил и шатаясь, хуже любого пьяницы, хватаясь за стены, побрёл к столу. Хотел выдвинуть ящики, но не рассчитал свои силы, чуть ли не с мясом выдрал, оба грохнулись на пол. Но ладно, главное, бумага там нашлась. А карандаши – в стакане на подоконнике, все до единого остро заточенные, словно я заранее подготовился. Хотя я конечно не помнил, когда и зачем их точил.
– Ты сядь, пожалуйста, – сказала моя чудесная гостья. – Успокойся, сосредоточься. Может, кофе ещё сварить? Мне сейчас нужно всё твоё внимание. Думаешь, легко говорить человеческим голосом простыми словами о сложных вещах? Будь моя воля, совсем в другой момент к тебе заявилась бы. Чтобы ты, к примеру, туманом меня окружил и сразу всё понял. Но у меня, к сожалению, не было выбора. На этом Пороге ты – человек.
