Хизи подчинилась, смущенная более чем когда-либо. Сангалх не вызывал у нее затруднений. Он был почти похож на горшок — незамкнутый сверху овал.
— Чудесно, — сказал Ган. — Теперь пиши квэн.
И это Хизи знала. Он означал «огонь» и тоже был очень простым: извилистая линия сверху вниз, и еще две отходят от основания к сторонам, образуя с ними углы. Как и «горшок», это иероглиф походил на то, что обозначал.
— Теперь вэд, — продолжил Ган. Хизи дивилась его необычной терпеливости. К счастью, она знала и этот символ. Он значил «готовить»; однажды Хизи нацарапала его над дверью кухни. Дорисовав до половины, она в изумлении остановилась.
— Мне… мне никогда и в голову не приходило, — выдохнула она.
— Что не приходило? — спросил Ган.
— Вэд получается из квэна и сангалха. — Так оно и было, хотя они искажались: овал «горшка» немного сплющивался, но Хизи видела, что это все же был сангалх. Квэн — три волнистые линии соединялись с основанием — также сплющивались, а в центре через центр горшка проходила прямая линия. — Огонь и горшок. Приготовление еды!
Ган прочистил горло.
— Н'гэссэ.
— Я… я не помню его, — признала Хизи.
— Посмотри.
Хизи так и сделала. Теперь она сразу поняла, что перерисовывает: иероглиф совмещал в себе опять-таки горшок и символ слова «личность». Хизи быстро поняла его значение.
— Н'гэссэ раньше значило «тело», — размышляла она. — То есть они хотели сказать, что тело человека — это горшок?
Ган кивнул.
— На самом деле сангалх значит «сосуд», — объяснил он. — То, что содержит что-нибудь.
— Ясно, ясно! — Хизи забылась и захихикала. И как она могла быть такой тупицей?
— То же и с кораблем, да? Тут еще «дом» — сосуд с кем-то внутри! — Она набросала два иероглифа — не точно, но правильно. Теперь она поняла, что линии не были случайными загогулинами, а представляли собой более простые для написания символы.
Ган немного понаблюдал за ней, потом протянул руку и дотронулся запястья Хизи.
— А теперь нарисуй сью.
Сью — маленькая скрученная катушка — обозначал воду. Хизи написала его, но ее мысли вновь убежали вперед. Конечно же сью пишется в иероглифе «лед», а символ «плакать» означал «воду и лицо». Она нетерпеливо ждала следующего задания.
— Как будет «дорога»? — сказал он, используя современное, не древнее, слово. Хизи чуть помедлила, затем вывела нечто сложное и сама удивилась. Что-то вроде соединенных «воды» и «земли».
— Это должно значить топь, остров или что-то вроде, разве не так?
— Почему?
— Это же символы слов «вода» и «земля».
— Повтори медленно то, что ты сейчас сказала, — потребовал Ган, смотря на нее так, будто мог видеть ее мысли.
— Э-то сим-во-лы слов «во-да» и «зем-ля».
— Теперь только эти два слова.
— Ше, ньюн, — сказала Хизи, — вода, земля.
— Разве не похоже на шеньгу, «дорога»?
Хизи выгнула бровь. «Есть немного, но не слишком».
— А если прочесть эти иероглифы на старом языке, со старым произношением?
— Сью-ньган, — осторожно выговорила она и улыбнулась. — Ясно! Сьюньган звучит как сьюньгу, по-старому «дорога».
— И правда, — сказал Ган. — Все сложные иероглифы записываются этими двумя способами. — Он ухмыльнулся. — Чем учить тысячи иероглифов, проще запомнить сотню основных символов.
Хизи растерянно кивнула.
— Вот это да! — проговорила она.
— Ну, — ласково спросил Ган, — теперь ты сможешь забрать это и выучить к завтрашнему дню?
— Я могу унести с собой книгу и бумагу?
— Я хочу, чтобы ты побыстрее выучила эту тему, — пояснил Ган. — У меня нет времени потакать тебе. Ты не должна бездельничать дома.
— До завтра я все выучу, — пообещала Хизи,
В тот день она едва сдержалась, чтобы не пуститься в пляс в зале, где ее ожидал Тзэм. Похоже, радостный вид Хизи удивил его.
— Кажется, тебе стало лучше, принцесса, — сказал он.
— Да, Тзэм, мне действительно лучше. Ган учит меня читать.
Хизи уловила смятение в его бегающем взгляде.
— Что-нибудь не так, Тзэм? — спросила она.
— Нет, принцесса, тебе не о чем беспокоиться.
— Терпеть не могу, когда мне это говорят. Ни от кого не слышала, чтобы случилось что-то, о чем я бы могла побеспокоиться.
— Нет, — сказал Тзэм, — это только мое дело.
— Может, я смогу помочь?
Тзэм пронзил ее взором, будто не доверяя, однако, увидев, насколько Хизи серьезна, рассмеялся и взъерошил ей волосы:
— Нет, принцесса. Впрочем, спасибо за предложение. Что ж, пошли домой? Думаю, Квэй уже сделала блинчики с сыром.
— Чудесно. Но мне много задали. Давай посоревнуемся.
— Посоревнуемся?
— Ну, как мы раньше делали. Помнишь? Ты мне все время проигрывал.
— Я помню, что поддавался тебе, чтобы ты не разобиделась и не приказала меня казнить.
Хизи хотела возразить, но тут ей кое-что пришло в голову.
— По-моему, там тот, кого ты ищешь. — Она махнула рукой в сторону коридора, который Тзэм так нервно оглядывал.
Тзэм, заволновавшись, оглянулся. Когда он в недоумении вновь взглянул на Хизи, он увидел только, как юбка ее мелькнула за углом. Тзэм завопил и бросился вдогонку.
Наконец-то служба в библиотеке стала приносить ей радость. Каждый день она все глубже погружалась в изучение древней письменности, и вскоре Ган начал знакомить ее с индексированием. Это было довольно просто: сначала нужно было прочесть — или хотя бы пролистать — книгу, а потом составить перечень предметов и лиц, описанных или упомянутых в ней. Существовал главный указатель — огромная книжища, которую Ган тщательно прятал, состоящую из названий различных предметов и лиц. Под каждым заголовком был помещен список книг, в которых они упоминались, и перечень номеров, указывающих, на какой полке эту книгу можно найти. Хизи была удивлена и даже немного раздосадована, когда узнала о существовании указателя. Знай Хизи о нем раньше, насколько облегчились бы ее поиски! Книги размещались на полках в строгом порядке, чтобы их можно было отыскать; как только их ставили на полку, место это снабжалось номером — в порядке возрастания, разумеется, и такой же номер надписывался на внутреннем уголке первой страницы, чтобы книгу после прочтения можно было вернуть на полку. Если бы книги были без индексов, их не стоило и пытаться отыскать.
Индексирование порой казалось скучным, порой интересным занятием — все зависело от того, какую именно книгу приходилось вносить в указатель. Ган как будто был доволен тем, как Хизи справляется, хотя довольно резко и ехидно указывал на ошибки. Но со временем Хизи стала ошибаться все реже и реже, глаза ее мигом окидывали иероглиф, постигая его значение, и, схватывая смысл сложных метафор, иной раз Хизи постигала такие оттенки, о которых раньше и понятия не имела.
