Если присмотреться, Колыма не так уж пустынна. Почти в каждой заброшенной деревне остались по своей воле несколько человек. В заброшенной деревне Мальдяк из стен многоэтажного дома торчали трубы, из них клубился дым. Я вошел в один заброшенный на вид дом и застал там за розжигом угольной печки 42-летнего Константина Трофимова. Он с 1986 года жил здесь со своим отцом Валерием и уезжать не торопился. Причиной тому, конечно же, колымское золото. Трофимовы – независимые предприниматели, у них свой ковшовый погрузчик, бульдозер и устройство для промывки золота. Они числятся в золотодобывающей фирме как изыскатели руды. По закону частное лицо в России не может заниматься добычей золота, но на практике его тут моют в руслах рек все, кому не лень. В мае, когда сюда съезжаются сотни нанятых золотодобывающей фирмой рабочих из России, Украины, Молдовы и Узбекистана, Мальдяк просыпается. Полгода люди вкалывают, словно пленные ГУЛАГа, по 12 часов в день. За это им обещают 5000 евро, узбекам, говорят, платят на треть меньше. «Они приезжают весной, оставляют здесь свое здоровье, а следующей весной деньги опять заканчиваются», – подытожил Валерий.
Соседи Трофимовых, Людмила Старкова и Юрий Иванов, – единственные жильцы второго подъезда, они тоже топили печь. Пенсионеры тоже не хотели уезжать. До магазина 30 километров, автобус давно не ходит, зато летом можно картошку выращивать в парнике. «При коммунистах тут теплая вода шла из крана, а теперь мы свободные», – с иронией заметил Юрий, приехавший сюда в 1980-х. На книжной полке у него стоял портрет Сталина. «Сталин был великий вождь. При нем порядок был».
Звучит жестоко, учитывая, что в Мальдяке находился один из колымских лагерей, из окна видны его останки. Пару лет назад местные нашли черепа, выступающие из земли на обочине. Для них выкопали могилы, поставили крест. Прошлым летом история повторилась.
Воспоминания очевидцев об ужасах колымских лагерей переведены на многие языки. Евгения Гинзбург в романе «Крутой маршрут»
[40] рассказывает о «детском комбинате», организованном для детей женщин-заключенных. Малышей не брали на ручки, редко кто из четырехлеток умел говорить. Варлам Шаламов в «Колымских рассказах»
[41] изображает мир, в котором невинных заключенных поставили обслуживать заключенных-преступников, где товарища можно убить из-за свитера и где невозможно не пялиться на еду, которая исчезает во рту соседа. Шаламов уверен, что ГУЛАГ «не укрепляет характер, а растлевает человеческую душу»
[42].
Гораздо трагикомичнее Колыму изобразил вице-президент США Генри Уоллес, он описал свою поездку в июле 1944-го
[43]. Во время войны США перебросили в Советский Союз с Аляски через Сибирь 8000 самолетов, за них Союз расплатился в том числе и колымским золотом. Уоллес нахваливает развитость региона, ни разу не упомянув лагеря, хотя в реальности все рабочие там были заключенными.
В маленьком городке Сусумане я познакомился с Надеждой Емельяновой, ее отца отправили сюда в 1947 году. Лишь во взрослом возрасте она стала расспрашивать его, почему она родилась на Колыме. Отец так все и не рассказал. «Дети знали меньше всех. Знаю только, что он руками из шахт доставал золото. Их дом на Украине снесли, и мама целую зиму прожила в землянке с моей годовалой старшей сестрой». Когда отца освободили, мать тоже приехала на Колыму, тут и остались. «Золото не запачкаешь. Так и с честного человека грязь смоется. А если душа черная, никакие офицерские погоны ее не заставят сверкать», – добавила Емельянова.
Русский ГУЛАГ не стал достопримечательностью, как музей в Освенциме
[44]. От колымских лагерей мало что сохранилось, но помнить о них, конечно, помнят.
Михаил Шибистый в тещином магазине в Сусумане открыл «Мемориальный народный музей ГУЛАГа». Каждое лето он бродит по горам и тайге, собирая обрывки колючей проволоки, ржавые лотки для промывки золота и куски одежды. Самый интересный экспонат – папка, в которой детально зарисованы в цвете все найденные им золотые слитки. Мы с Михаилом отправились на кладбище лагерных времен, оно находится за чертой города. Там стоят деревянные столбики, на которых выбиты даже не имена покойников, а номера.
Сусуман с населением в 5000 человек производил жуткое впечатление. Мороз тут иногда достигает – 50 градусов, город был укрыт густым туманом, от влажности щипало лицо. Люди семенили меж унылых домов, собаки рылись в мусоре. В городе работает золотодобывающая компания и автомобильная испытательная станция, которая испытывает оборудование «Тойоты» при невероятном морозе.
Из Сусумана уехать было непросто. Но впереди было еще почти 400 километров пути до Усть-Неры, это уже Якутия. Машин на дороге мало, маршрутки не ходят. На помощь мне пришел перевозчик угля. Маленькие поселки отапливаются углем, который добывают в области. Автостоп на Колыме – это не долгое ожидание на обочине дороги с заледеневшей рукой, а меткий удар в тот момент, когда грузовики, перевозящие уголь, собираются вместе.
«Отчаянный человек», – сказал водитель Сергей Кузьмич и взял меня к себе. Он ехал на самосвале «Татра», сделанном еще в Чехословакии. Мой чемодан не уместился в кабину, поэтому Кузьмич забросил его в прицеп прямо на груды угля – нежный бежевый цвет приобрел более темный колымский оттенок.
На самом деле 56-летний Сергей был уже на пенсии, но за развоз угля зимой столько платят, что он продолжает работать. На заработанные деньги он даже в Таиланд съездил. «Татра» со скоростью пешехода преодолела перевал высотой чуть больше километра. Мы проезжали речушки с очаровательными названиями: Апатия, Сюрприз и Подумай. Уже в ночи прибыли в поселок Артык, грузовик поставили к другим в недра огромного депо. Тут же нашелся и ночлег – аскетичное общежитие для водителей.
Из Артыка я уже ехал на углевозе марки «Вольво» с Владимиром Шумаровым. По дороге мы выручили его коллегу, у которого отказала рессора прицепа. Даже металл не выдержал больше –50 градусов. У другого водителя повредился тормозной шланг. Шумаров оказал ему первую помощь, и водитель поехал дальше. Колымскую трассу считают самой опасной в мире, но есть и более страшные горные дороги. А то, что она самая холодная в мире и, соответственно, особо опасная, – это правда. Беда может случиться с каждым, поэтому никто тут не проезжает мимо, все помогают друг другу. Если дальше уже никак, снимают покрышки и разжигают из них костер.