Мы всеми силами зазывали наших финских друзей приехать посмотреть на самую суровую континентальную зиму. Но в январе почему-то никто так и не приехал. Лишь в конце марта к нам наведались первые гости – отважная семья с детьми. В то же время в Тёхтюр прилетели первые перелетные птицы, пуночки. Период межсезонья в Якутии очень короткий, весна промчалась так же быстро, как и осень. В апреле бабка-мокроснежница
[55] начала мести метлой, и снег таял так быстро, что в конце месяца уже невозможно было кататься на лыжах.
Пасшиеся вокруг деревни якутские лошадки начали сбрасывать свою толстую зимнюю шерсть. По лугам слонялись оголодавшие кобылы с торчащими ребрами и милые жеребята, неуверенно делающие первые шаги, – мамочки родили их, как только сошел снег.
Скакунов пастухи держат в хлеву, или хотоне, и они вполне при жирке. В апреле два пастуха одолжили мне скакуна за бутылку водки. Мы проскакали рысцой вокруг деревни, пока пастухам вдруг не сообщили, что надо срочно на работу, нам пришлось вернуть лошадей. Мужики с табуном умчались вдаль. Вечером они мне позвонили и предложили сделать еще кружок на закате – видимо, понадобилась еще бутылка на вечер, не без этого. Лошадь, к удивлению, не выдохлась после тяжелого дня.
Хотя в Якутии мало снега, реки весной довольно сильно выходят из берегов. Вечная мерзлота не дает воде впитаться в почву и долго выпаривается. В апреле дороги в Тёхтюре затапливает. Наш двор превратился в огромную лужу, мы прямо из окна избы могли наслаждаться тем, как вода переливается на солнце. Половодье принесло практические трудности: наши так называемые «удобства» располагались по ту сторону океана – только гондолы не хватало. Сосед свое озеро осушил электронасосом. Луга превратились в заливные прудики, куда садились прилетевшие с юга гусиные стаи.
После таяния снега в деревенском воздухе повис весенний аромат, хорошо узнаваемый во всей сельской России: люди жгли в бочках обнажившийся из-под снега мусор. Сжигание мусора, наверное, лучшее решение, так как после схода снега неофициальная свалка за деревней представляла собой довольно грустное зрелище. Мусорная куча с торчащими из нее железками и осколками опасна и для коров, и для лошадей, а они как раз тут и бродили в поисках чего-нибудь съестного. Об этой свалке подняли шум даже якутские СМИ, в результате чего чиновники ее «закрыли». Только они так и не объяснили населению, что делать с мусором.
В конце апреля, когда остатки ледяной кучи во дворе растаяли, у нас начались перебои с водой. Перед другими домами тоже развевались красные флаги, как знак для водовозов, но машины не было уже три недели. Прошел слух, что она сломалась. В конце концов мы решили проблему, наполнив бочки водой из притока Лены – там лед сошел раньше, чем в основном русле.
Последний снег растаял в конце апреля. На прибрежных лугах вовсю резвились суслики, а в мае таежные поляны будут усеяны цветами – якутскими подснежниками. Это признак настоящей весны, не зря им поклоняются якуты, этим желтым первоцветам – ньургуһун.
Мы пережили эту зиму, уцелели, но наше время в Якутии еще не закончилось.
В сибирской школе и весной нашли повод для праздников. От майского Дня Победы мы ждали самого помпезного празднования года, ведь при Путине этот день неофициально стал главным праздником страны: победа в войне превратилась в сакральное ядро «русской идеи». Чем больше времени прошло после войны, тем масштабнее празднование Дня Победы. И чем меньше осталось живых ветеранов, тем больше им оказывают почести. Перед Днем Победы я съездил в Хабаровск, где сеть парикмахерских предлагала ветеранам ВОВ бесплатную стрижку, а в аэропорту специально для них оборудовали скамейку. На некоторых машинах красовались наклейки, на которых красная звезда «имела сзади» свастику и угрожающую надпись: «Можем повторить!»
Атмосфера Дня Победы в Тёхтюре была на удивление расслабленная. Правда, ученики и учителя нарядились в традиционную солдатскую форму и длинной шеренгой промаршировали от школы до памятника павшим в центре села. В руках они несли фотографии родных, погибших на войне, – это новая мода, поддерживаемая кремлевскими идеологами. Произносились речи, мы прослушали несколько патриотических песен. Праздник венчал самый короткий в мире салют. Кажется, что День защитника Отечества в феврале отмечали более энергично. После зимы даже на военный энтузиазм сил не осталось.
Нефть
Из земли хантов качают половину всего российского черного золота.
Нумто, Ханты-Мансийск, Сургут
В центральной Якутии весна наступает быстро, а вот в северных регионах зима длится долго. Это я сразу заметил, когда полетел в очередное путешествие над западносибирской тайгой. Из окна пассажирского вертолета я наблюдал, как снежный пейзаж расстилался внизу равномерной темной кожей, и только извилистые белые полоски рек разрезали ее. Ничто не указывало на жестокую борьбу между современной цивилизацией и традиционным миром коренных жителей, нефтяной экономикой и сохранением природы, которая ведется здесь последние годы.
Вдруг посреди леса показалась широкая дорога с грузовиками. Параллельно вдоль вырубленного куска леса шла линия электропередач. Вокруг насосной станции – узлы нефтепровода. Вагончики, в которых живут рабочие, и кран, который опускал трубу на землю. Скоро тут будет вырыт карьер для добычи щебня. Там, где пару лет назад лежала нетронутая пустыня, теперь новое нефтяное месторождение «Сургутнефтегаза», одной из самых таинственных фирм России.
Однообразный пейзаж западносибирской тайги не самый запоминающийся, но для России тайга жизненно важна. В 2019 году почти половина (42 %) российской нефти была добыта на одной этой территории, в Ханты-Мансийском автономном округе, в Югре. Это огромное количество нефти, это вдвое больше, чем потребляет сама Россия. Бо́льшая часть, разумеется, идет на экспорт: Европейский союз 30 % своей нефти импортирует из России. А самой России для ее хромающей экономики нужна иностранная валюта, поэтому она сейчас и добывает намного больше нефти, чем в советское время.
Но еще более важна Югра для коренного населения – финно-угорских народов ханты, манси и лесных ненцев, потому что это все, что у них есть. Когда русские пришли в Сибирь, ханты ушли в глубь лесов и жили незаметно. Они бы, наверное, и сейчас так поступили, если бы было возможно. Эти народы могли бы сейчас быть не беднее арабских шейхов, но не судьба: они 400 лет были колонией России.
В вертолете летели около десяти пассажиров. Одна из них шестидесятилетняя Татьяна Пяк, она была одета в платье, которое сама сшила и ярко вышила бисером, на голове – платок. Пяк обещала сориентировать меня на местности. Как и многие местные жители, ведущие традиционный образ жизни, ее семья живет в маленьком оленеводческом хозяйстве посреди тайги.
