И тогда шаман, чтобы утихомирить ее гнев, должен применить все свое искусство. Успокоившись, она достает морских зверей из полыньи и одного за другим кладет на пол. И тогда перед входом в жилье вдруг начинает бурлить водоворот, и все звери исчезают в море – это означает, что у людей будет большой улов и наступит изобилие.
Но вот приходит время вернуться шаману к ожидающим его соплеменникам. Они слышат его приход издалека; свист раздается при его движении по дороге, открытой духами. С громким «Плю-а-хе-хе!» он выскакивает из-за занавески, словно морской зверь, выбрасывающий себя из глубины мощным сжатием легких. Затем на мгновение все затихает. Никто не должен нарушать молчание, прежде чем шаман не скажет: «Мне есть что сказать!» Тогда все в доме отвечают: «Давайте послушаем, давайте послушаем!» И шаман продолжает на торжественном языке духов: «Пусть придут слова».
Это знак всем в доме, чтобы они сознались в нарушениях табу, вызвавших гнев морского духа. «Наверное, это моя вина! Это моя вина!» – выкрикивают друг за другом мужчины и женщины, объятые тревогой перед голодом и плохим уловом. По очереди называются имена всех присутствующих в доме, каждый должен признать при всех свои проступки, о которых другие даже понятия не имели; здесь все узнают друг о друге самое сокровенное. Но даже такое может оставить духа неудовлетворенным. Он жалуется, что незнание полной правды делает его несчастным, и снова и снова доносятся его сокрушенные возгласы.
Может случиться и такое: кто-то из людей вдруг раскается в одном из своих тайных, укрытых ранее грехов, после чего из шамана вырывается великое облегчение: «Это – то самое, то самое!» Часто виновницами несчастья в стойбище оказываются молодые девушки. Но коль скоро женщины так молоды и готовы искупить свою вину, это значит, что они хорошие; и как только они признаются, тотчас получают от духа прощение. Огромная радость от того, что им удалось отвратить беду, наполняет всех присутствующих, после чего они обретают уверенность, что на следующий день у них будет обильный улов.
– Все ли шаманы могут спускаться к духу моря, чтобы выпросить для людей изобилие?
– Нет, лишь немногие, самые великие. Самой знаменитой из тех, кого я знал, была Увавнук, женщина. Как-то раз темным зимним вечером она вышла на двор, когда на небе внезапно появился сияющий шар из пламени, упавший прямо на то место, где она присела. Она хотела убежать, но прежде чем снова обрела способность двигаться, огненный шар ударил в нее, и она сразу почувствовала внутри сияние. Потеряв сознание, она очнулась уже шаманкой. В нее вселился дух огненного шара, и поговаривают, что дух этот был разделен на две части: одна была как бы медведем, а другая человеком; голова была человеческой, но с клыками, как у медведя.
Увавнук прибежала домой как полоумная и запела песню, которая с тех пор стала ее заклинанием, когда она помогала людям. Исполняя ее, она становилась безумной от радости, и все находившиеся в доме тоже, потому что их разум очищался от всего бренного. Люди поднимали руки и отбрасывали от себя зло и нечестие, стряхивая все это с себя как пыль с ладоней с помощью этой песни:
Великое море взволновало меня,
Несло за собой,
Словно водоросли на волнах.
Небеса и буря несут меня,
Волнуя нутро, разрывая меня,
От радости я вся дрожу!
Все напряженно слушали эти рассказы, и никто даже не заметил, что лампы почти выгорели, потому что женщины забыли про свои обязанности. Вокруг нас, на просторных снежных лежанках застыли мужчины и женщины, погруженные в атмосферу ночи, и не смели пошевельнуться. Верующий шаман приподнял завесу над неведомым миром, откуда он один мог получать сведения.
Кнуд Расмуссен делает заметки во время беседы с эскимосом из Западной Канады. Фото: Общество Кнуда Расмуссена
14 февраля на нашу охотничью стоянку прибыла команда из Баффиновой Земли: Петер Фрейхен и Тёркель Матиассен, а через пару дней каждый из нас отправился по своему пути, они – в длинную поездку на север, я же собирался вернуться в «Кузнечные мехи». Еще с месяц ушло на ловлю моржей в проливе Фрозен-Стрейт, и, наконец, все было готово к нашему выступлению в конце марта. Моими компаньонами в поездке на Баррен-Граундс стали Хельге Бангстед и гренландец Кавигарссуак. Останавливаясь по пути в разных стойбищах, 23 апреля мы добрались до Честерфилда, где встретили Якоба Ольсена, который по плану должен был покинуть Биркет-Смита, чтобы весной оказать помощь Тёркелю Матиассену в археологических раскопках. Собаки были славные, и уже в начале мая мы добрались до зимовки Биркет-Смита около Бейкер-Лейк, откуда началось наше первое путешествие к материковым эскимосам.
Пустынные равнины
Здесь мы словно очутились в охотничьих угодьях на лоне дикой природы. Местность была плоской и необжитой; снег покрывал расщелины и овраги, и даже реки сливались с равниной в одно целое. Все вокруг было белым-бело, за исключением обращенных к югу склонов, где солнце уже успело растопить снега, обнажив под ними темную землю. Час за часом мы продвигались как будто в неизвестность; нам казалось, что мы вот-вот собьемся с пути и пойдем по неверному курсу. Но ни о каком неверном курсе и речи быть не могло, потому что как только мы покинули побережье, стало ясно, что точных сведений об этой местности нет даже в соседних стойбищах – поскольку дичь постоянно бродит с места на место и область охоты определяет, где разбивать стоянку.
Мы находились посреди Баррен-Граундса или пустынных равнин, как с древних времен величают обширные, безлесные участки, пролегающие между Гудзоновым проливом и Северо-Западным проходом. Хотя эти равнины составляют часть обширной материковой территории Америки, они принадлежат к самым недоступным областям земного шара. Именно поэтому мы ожидали встретить здесь самые примитивные эскимосские племена. Наперекор желаниям охотников за пушниной и торговцев проникнуть в пределы этих неизведанных территорий, природа возвела на их пути такие препятствия, что и сегодня изучены только наиболее проходимые места этого края. С севера он перекрыт льдами Полярного моря; на юге и частично на западе покрыт густыми, непроходимыми лесами; путь через них долог и труден, поскольку идти приходится лишь по малознакомым тропам вдоль течения рек. Для более современных видов транспорта доступно лишь восточное побережье Баррен-Граундса со стороны Гудзонова залива, но даже здесь воды настолько забиты льдом, что становятся судоходными не чаще двух-трех месяцев в году. И вот на эти самые природные условия, останавливавшие других путешественников, нам и приходилось сейчас надеяться.
18 мая, разбив палатку на вершине холма, мы обозревали обширный ландшафт; покрытая снегами земля навевала воспоминания о материковых снегах Гренландии, только вместо ледников здесь простирались морены. Возвышающиеся среди бесконечных озер и речек отдельные скалы напоминали гренландские нунатаки
[6], да и сама равнина, как в Гренландии, чередовалась здесь с увалами. И лишь в глубине материка весь ландшафт превращается в одну широкую, гладкую равнину.
