Единственное, что давало нам силы во время этих долгих, однообразных дневных переходов, была насыщенная жизнь пернатых, встречавшихся нам повсюду. Сезон размножения был в самом разгаре, вокруг раздавалось дружное щебетание больших и малых водоплавающих птиц, для которых эти районы тундры были самым настоящим раем.
Игьюгарьюк следовал течению реки; в путешествие он взял молодую жену, двоих детей и приемного сынишку. На каноэ погрузили столько поклажи, что невозможно было без страха смотреть, как, работая веслами, они пытались перебраться через бурлящий поток. Река Казан становится очень мощной там, где тысячи ручьев, стекаясь вместе, объединяют с ней свои воды. В некоторых местах она достигает нескольких километров в ширину. Насколько это было возможно, каждый вечер мы с Гагой старались встречаться с гребцами проплывавших мимо нас на большой скорости каноэ, но так как они не всегда могли учесть препятствия, встречавшиеся нам на суше, мы часто не успевали в тот же день добраться до места их ночевок. Однако Игьюгарьюк всегда терпеливо нас дожидался и не отправлялся в путь, не рассказав о наиболее удобных маршрутах. Дожидаясь нас, он либо охотился, либо рыбачил, приглашая затем нас в свою палатку на праздничный ужин.
Кнуд Расмуссен. Фото Лео Хансена. Архив Кнуда Расмуссена
3 июля мы добрались до стойбища Нахигтарторвик, где вместе с «людьми водоворотов» нам пришлось пережить суровую грозу. Глава племени, по имени Пукердлук, «Грязно-белый», устроил нам роскошный прием. Благодаря его разумной организации, оленья охота принесла хорошую добычу, и теперь он демонстрировал свою «коллекцию», состоявшую как минимум из дюжины туш освежеванных оленей. В это время года спины взрослых самцов оплывают жирком, считающимся изысканным деликатесом и в сыром, и в приготовленном виде. Языки, головы и начиненные жиром сердца варят в больших котлах и подают во время праздничной трапезы мужчинам, но для женщин это блюдо считается табу.
В Нахигтарторвике стояло шесть палаток, перед входом в каждую горел большой костер, над которым висели кипящие котлы. Перед самой просторной палаткой лежали большие плоские камни, и обе жены Пукердлука после обеда занялись тем, что вылавливали из котлов самые лакомые куски и раскладывали перед нами.
К нашему разочарованию, мы узнали, что перегруженный каяк Игьюгарьюка не сумеет преодолеть загроможденную льдинами реку. К счастью, мы с Гагой сможем продолжать наш путь, если с чьей-либо помощью доберемся до переправы. Проводить нас туда должны были Пукердлук с Игьюгарьюком, а также юноша по имени Кьюорут, собиравшийся затем последовать за нами до Бейкер-Лейка.
Утром следующего дня, тепло попрощавшись с женой Игьюгарьюка, которая на протяжении всей весны была нам словно родная мать, по суше мы устремились к широкому, покрытому льдом разливу реки. Уже вечером того же дня мы заметили палатку, расположенную как раз напротив места нашей переправы через реку Казан. Шумно и радостно двинулись мы туда, однако, переправившись, не обнаружили никаких признаков жизни. Войдя в палатку, мы стали свидетелями печального зрелища. Там было около десяти человек, но большинство из них были настолько измучены и истерзаны голодом, что не могли подняться с лежанок. В прошлом весельчак, хозяин Хилиток, которого мы раньше встречали на нашем пути, теперь бледный и измученный лежал в дальнем углу палатки. Мы тут же вскипятили чай и, когда люди выпили, сколько осилили, они стали понемногу приходить в себя, вернув себе частицу прежнего благодушия. Два молодых сына Хилитока еще не совсем обессилели, и мы уговорили их пойти с нами на ночную охоту. Оставив каноэ – оно уже не требовалось, – мы одолжили пару каяков, чтобы переправиться через последний, наиболее опасный, водоворот прежде, чем мы расстанемся с Пукердлуком и Игьюгарьюком. Перед отбытием мы передали оставшимся в палатке людям фунт чаю и всю оленину, прихваченную нами для собак, пообещав, что юноши вернутся обратно с таким запасом мяса, какой только смогут унести. И вот, наша команда из семерых человек отправилась на просторы тундры.
После пятичасового перехода мы добрались до вершины небольшой скалы, откуда смогли разглядеть оленье стадо в 14 голов. Подстрелив трех, одного отправили в голодное стойбище. Поздней ночью мы вышли к реке Кунвак, куда обещал нас доставить Игьюгарьюк. Как только наш скромный багаж, сани и собаки были переправлены на противоположный берег и наши славные проводники нас покинули, мы принялись за приготовление вкусной трапезы из недавно подстреленных оленей. И коль скоро теперь проход к озеру Бейкера был открыт, настроение у всех было замечательное. Сытые и сонные, брели мы в ночной стуже по влажной тундре, и утомительное хлюпанье – хлюп, хлюп, хлюп – у нас под ногами не могло нас приободрить. Только к 6 утра нам удалось приблизиться к трем палаткам, где к нашему изумлению обнаружили еще несколько изголодавших людей. Мы привезли на санях большую часть двух оленьих туш, и свежее, мягкое мясо тут же исчезло, словно роса под лучами солнца.
Спустя каких-то двое суток мы, наконец, сделали привал на берегу озера Бейкера, откуда открывался вид на факторию торговой компании, обосновавшуюся на маленьком острове. Однако в этом месте слилось множество речушек, отрезавших от нас береговые льды, поэтому без посторонней помощи туда было не добраться. Набрав хвороста и вереска, мы развели большой костер, дым от которого в безветренном предвечернем воздухе поднимался вверх белыми витыми столбами. В течение восьми часов мы поддерживали огонь, но солнце садилось, а никто со столь необходимым нам каяком так и не появился, и мы совсем упали духом.
Вечер выдался непривычно теплым, разбивать палатку никому не хотелось, и мы решили довольствоваться ночлегом, устроившись между собаками, и дожидаться пробуждения жителей станции. Несмотря на разочарование и усталость, я не мог удержаться, чтобы сквозь полуприкрытые веки не оглядеться вокруг. Пока садилось солнце, небо окрасилось в голубой цвет, став похожим на огромный колокольчик, а тем временем вокруг горящего, клонившегося к закату солнца начали проявляться густые, зеленоватые тона. Расположились мы у подножья горы Шапка, невозмутимо возвышавшегося на страже равнин большой оленей страны. В эту предвечернюю пору тысячи мелких озер вдруг засверкали своими светлыми глазками. Но вот солнце совсем скрылось, и все птахи тут же смолкли, прекратился даже дерзкий хохот белых куропаток.
На следующее утро мы отыскали льдину, на которой переправились на другой берег, загребая лыжами, словно веслами. Выбравшись на крепкий лед, через пару часов мы добрались до станции, где нас уже ждал управляющий мистер Генри Форд вместе с Биркет-Смитом и Хельге Бангстедом. Он успел припасти для нас масло, французские булки, кофе и калифорнийские фрукты!
31 июля мы были снова неподалеку от колонии Честерфилд, мимо которой так стремительно промчались во время снежного бурана. Это место навевало воспоминания о гренландских торговых поселках. Тут располагалась одна из главных факторий Торговой компании Гудзонова залива, снабжающей товарами окрестные территории. Здесь находилась и католическая миссия, возглавляемая известным исследователем эскимосов, отцом Тюркетилем, а еще казармы конной полиции, в течение всей зимы патрулировавшей побережье, а заодно и всю округу в целом. Нас приняли как старых друзей, и комфорт, встретивший нас, обладал живительным воздействием. 9 августа прибыл пароход Гудзоновской компании «Наскопи», и у нас появилась возможность отправить первые подробные отчеты в Данию.
