3 мая, разбив лагерь к северу от реки Мёрчисон, мы поднялись на холм осмотреться. Вокруг простиралась широкая равнина, прилегавшая к заливу Шеперд, в центре которой мы и находились. Ее однообразная, ослепительно белая поверхность выглядела бескрайней; то там, то здесь мелькали отдельные холмики, небольшие пригорки, напоминающие выныривающие из моря тюленьи головы. Единственное, что разнообразило этот пейзаж, была глубокая, полноводная река: ее высокие, песчаные кручи простирались в такие дали, которые едва мог охватить глаз, а на рыхлом, свежем снегу лежал орнамент из оленьих следов. Каждый день мы подстреливали парочку оленей на пропитание себе и нашим собакам, а вечером и ночью, если позволяла погода, сидя у костра, наслаждались видом Кассиопеи. Необъятная равнина сливалась с ледяным полем, и только неглубокая колея в снегу напоминала нам, что, преодолев приливы и отливы, мы спустились с суши на лед залива Шепперд. Ни единого намека на рубеж между линией побережья и линией моря.
Вечером 5 мая наши собаки учуяли запах, и Белый приказал остановиться. Он выскочил из саней и побежал вперед, обнаружив длинный ряд тюленьих черепов, разложенных на льду кверху мордами согласно четкому рисунку. Он потребовал, чтобы мы объехали их издалека, и когда были уже далеко, пояснил, что, согласно местным верованиям, бессмертная душа живого существа находится в его голове и во время лова она переходит из одного тела в другое, поэтому охотник каждый раз может убивать одну и ту же душу. Таким образом, при переходе на новое место черепа приходится раскладывать так, чтобы морды были повернуты к новым местам охоты, чтобы тюлени следовали за людьми, оберегая их от недостатка лова. Это своеобразное выражение основ практической зоологии послужило нам компасом, указав направление, куда предстояло отправиться на поиски интересующих нас людей.
В такую непогоду выполнение предстоящей задачи представляло немалую сложность, однако никто из нас не собирался сдаваться. Наконец, к полуночи мы прибыли в крошечный заснеженный поселок, уже спавший глубоким сном. Мы с Мужичком тут же забрались в одну из ближайших хижин, принадлежавшую его матери и отчиму.
– Нас посетил белый человек! – взволнованно воскликнул Мужичок.
Мать Мужичка вскочила с кипы грязных шкур, из ее жирных волос торчал клок оленьей шерсти. Она приподнялась на колени на своем ложе и оголила грудь, а Мужичок тут же поцеловал ее. Так сын, вернувшийся из дальней поездки, приветствовал свою мать. Посреди этого неряшливого, грязного жилища подобное признание единения – почтение мальчика к груди матери – меня глубоко растрогало.
Я долго с ними беседовал, пока, наконец, они не поинтересовались у меня, а где же все-таки этот белый человек. А когда я сказал им, что это я и есть, они не поверили. Пока варилась поставленная на лампы оленина, мы пошли разгружать сани. Я как раз успел увидеть встречу Налунгьяк («Малютки») и ее дочери Глазастой: прямо посреди разбушевавшейся вьюги мать задрала верхнюю одежду, обнажив груди, чтобы молодая Кертилик отдала ей дань уважения долгим сердечным поцелуем.
Теперь проснулся весь поселок. Мужчины занялись постройкой иглу, и, благодаря их искусству, возведение нашего жилища заняло ровно столько времени, сколько нам потребовалось для разгрузки саней и разбора поклажи для ночевки. Стоило нам оказаться под крышей, как перед хижиной уже стояло двое больших саней. Все вокруг – и люди и собаки – собрались на торжество в честь нашего приезда!
Весь день прошел в походах по гостям и переходам из одной хижины в другую. Тут-то я понял, что нахожусь в настоящем охотничьем стойбище. Мысли всех 23 находившихся здесь мужчин не занимало ничего, кроме тюленьей охоты, поэтому я счел более разумным пообщаться с ними позже, когда они переберутся на остров Кинг-Вильям. Пока я решил заняться сбором амулетов в районе магнитного северного полюса, где, по имеющимся сведениям, находился крупный поселок эскимосов, славившийся богатым разнообразием местной культуры и обычаев.
Однако перед этим была необходима кое-какая подготовка к предстоящей весне. После этой поездки мне захотелось взглянуть на Великую Рыбную реку, предварительно отправив Гагу вместе с эскимосом-нетсиликом на полуостров Кент, где находилась фактория Гудзоновской компании. Им нужно было во время весенней оттепели переправить по льду все собранные коллекции, а в качестве обратного груза привезти продукты и необходимые вещи, в том числе патроны.
Эскимос-нетсилик с полуострова Кент, ловящий треску через лунку во льду. Известно, что эскимосы питаются исключительно мясом и рыбой, поэтому существует множество суеверий, связанных с методами лова. Считается, что треска, как и все живые существа, обладает бессмертной душой, которая, после того, как съедено мясо, возвращается в море. Если рыболов разложит свой улов, направив головы в сторону лунки, то вся треска потянется к нему косяками и будет хороший клев. Фото: Общество Кнуда Расмуссена
11 мая закончились все приготовления. Попрощавшись с обоими товарищами, я взял курс на север через пролив Рей. Моим проводником был здешний эскимос Алорнек («Подошва»), отличавшийся постоянной улыбкой, от которой у него то и дело пересыхали десны.
Невозможно было предположить, где мы сможем встретить людей; никто не знал места их обитания в весеннюю пору, когда наступает время ловить тюленей в ледяных лунках. А пока мы просто отправились в сторону острова Матти и далее к проливу Веллингтона, пытаясь разыскать следы саней, чтобы приступить к серьезному поиску. Недалеко от магнитного полюса рядом с мысом Аделаиды разглядели несколько оставленных снежных хижин. Отправившись по проложенной санной колее, мы то и дело натыкались на трогательные экспозиции из тюленьих черепов, служившие нам указателями к обитаемым жилищам. Вначале мы увидели пять иглу, потом три, а после этого целую дюжину, а затем еще дюжину.
Подошва оказался настоящей ищейкой, не уступавшей Белому. Ему прекрасно были известны повадки местных жителей – будь то в вопросах строительства хижин или мест ночевок и прогулок. Это позволяло заранее предугадать тип людей, которых мы встретим. На следующий день пополудни, когда на улице разыгралась вьюга, все наши собаки неожиданно исчезли с поверхности ледяного поля. Приглядевшись, мы увидели, как они врываются в ворота одного из домов, и вот мы уже в самом центре стойбища, которое искали несколько дней.
Разумеется, наше прибытие так бы и осталось незамеченным, но Алорнек, переходя от дома к дому, повсюду объявляет наши имена. Из-под снежных сугробов потихоньку выползает народ – счастливый, удивленный, желающий помочь, что так необходимо в разгар жестокой бури. Возведя конструкцию из кольца двойных сугробов, мы строим жилье, которые укроет нас от снежных заносов.
Наконец, наступает очередь великой «охоты за амулетами». Я понимаю, что делать это нужно чрезвычайно осторожно. Ведь мне необходимо попытаться выкупить у эскимосов невинные маленькие святыни, которые они всегда носят при себе, и проделать это так, чтобы позже, когда я исчезну, им не пришлось винить меня во всех возможных несчастьях, случившихся вдруг в их стойбище.
