5 августа мы добрались до самого известного рыбного места на острове Кинг-Вильям. Я столько слышал об этом месте, наслушался таких похвал в последние несколько месяцев, что пребывание здесь принесло лишь разочарование. Все стойбище состояло из пяти скромных палаток, да и сам Амитсок оказался совершенно безликим овальным озером, соединявшимся с другим безымянным озером небольшим протоком в 500 м длиной и 12-15 м шириной. И это было все! На плоской и каменистой местности выделялась лишь гряда холмов высотой 100-200 м на юго-западе. Вида на окружающий ландшафт не было никакого – я это тотчас заметил, потому что до этого надеялся, что мы в течение нескольких недель сможем выслеживать оленей и обеспечим себя пропитанием. Единственное утешение состояло в том, что почти все жители стойбища оказались нашими старыми знакомыми. Здесь находился Беспалый со своей семьей и шаман Самик, с которым я весной жил в одном стойбище на реке Мёрчисон. Я купил у него тюленью шкуру, но потом забыл забрать, а теперь он таскал ее во всех своих поездках, надеясь ее передать, если случайно мы с ним столкнемся на пути. Вот такой удивительный пример обязательности. Помимо этого, здесь были еще несколько юношей и две-три старушки – всего 30 человек.
Полученные от них новости совсем не вдохновляли: оленей мало, лосося мало, не будет корма для собак! Мы прибыли слишком рано, сезон рыбной ловли начнется только после 15 августа и достигнет кульминации в конце месяца. Все лето у них тут было туго, и так как до сих пор от меня не было никаких вестей, то запасы лососины, на которые я возлагал некоторые надежды, уже подошли к концу. В близлежащем поселении проживало около 150 человек, однако, чтобы увеличить свои шансы на улов, они разбрелись по разным рыболовным угодьям. Вот и я тоже был вынужден отослать своих людей по округе в поисках добычи.
В последние дни с севера дул штормовой ветер, но погода была ясная. Сразу же после нашего прибытия в стойбище ветер поутих, и впервые за долгое время мы почувствовали внезапную жару, выманившую комариные стайки из отдаленных болот. Прекрасная погода поднимает дух, и, несмотря на жару, народ на равнинах рядом со стойбищем стал коротать время за играми. Мы немало намерзлись за последние месяцы, когда на дворе было сыро и ветрено, и теперь прямо ожили, глядя, как люди вокруг бегают босиком и даже плещутся в озере.
Подледный лов. Фото: Архив Кнуда Расмуссена
У Амитсока я пробыл восемь дней, собрав интересные сведения о древних обычаях и нравах. Нам повезло завалить здесь шесть оленей, и пока я записывал истории, их мясом наслаждались и собаки, и жители поселка.
Никогда в жизни я не встречал столь добрых и беззаботных людей, с таким оптимизмом переносивших голод и умевших преодолевать любые морозы в своей жалкой, поношенной одежде с замечательным чувством юмора. Навсегда в моей памяти останутся сыновья Самика, сохранявшие жизнерадостность в своих жутких лохмотьях, с покрасневшими, опухшими от холода ступнями, лодыжками, руками, на которые они даже не обращали внимания. Местные жители представляют, что «земля благословенная» – это место, где царит нескончаемая радость, находящая свое выражение в играх. Кажется, этот идеал бытия они уже обрели в местах ловли лосося, где каждый день не менее шести часов люди всех возрастов и обоих полов посвящают время игре.
Распорядок их дня таков: сначала труд, приносящий хлеб насущный. Ему уделяется по 10 минут три раза в день, но даже эта десятиминутка у них превращается в праздник, сопровождающийся радостными возгласами и оглушительным хохотом.
Рыбу ловят в небольшом ручье, соединяющем оба озера. Посреди ручья построена перекрывающая его каменная плотина. В середине ручья сделан большой пруд круглой формы «касге» с выходом в сторону озера, откуда вытекает ручей. Как только рыба из внутреннего озера забредет в пруд, отверстие («увкуак») перекрывают огромным плоским валуном. К нему прикрепляют ряды вершей или каменных мешков «ситусарфит» с крышками из крупных плоских камней. Эти мешки длиной в два метра имеют ширину около полуметра со стороны отверстия; противоположными узкими краями мешки входят друг в друга.
Рыба появляется либо около полуночи, либо перед восходом солнца, а иногда и под вечер, перед заходом солнца. Улов идет только в эти три промежутка времени, а в остальное время суток доступ к ручью воспрещен: рыбу беспокоить нельзя. В рыбалке участвуют все одновременно. Никому не позволено приблизиться к месту лова, пока «главный рыболов» не подаст сигнал, прокричав над всем поселком слово: «Аркайниалерпугут!» («Приступаем!»). В ответ из палаток раздаются оживленные возгласы, и все стремглав мчатся к реке: мужчины, женщины и дети, стар и млад, одетые, раздетые, большинство с босыми ногами, несмотря на ледяную воду в ручье. Не добежав до места ловли, они останавливаются и откладывают в сторону свои остроги с длинными деревянными рукоятками. Четверо или пятеро мужчин становятся перед озером, ожидая хода рыбы. Необходимо следить, чтобы тени рыболовов не падали на воду; в 20 метрах от искусственного пруда все резко бросаются в воду, и теперь можно увидеть, как множество рыб, собравшихся около плотины, устремляются по направлению к пруду! Некоторые рыбины перепрыгивают через ограждения, продолжая свой путь в другое озеро, но большинство из них, пролетая сквозь отверстие, попадает в пруд. Когда в реке больше не осталось рыбы, туда устремляется один из ловцов и перекрывает ручей крупным плоским валуном. Это знак начала рыбалки. Невзирая на ледяную воду и промокшую насквозь одежду, нетерпеливый людской поток кидается кто в пруд, кто в ручей и начинает колотить собравшуюся там рыбу, снующую туда-сюда меж людских ног.
Рыбу бьют безо всякой системы, каждый стремится выйти победителем с наибольшей добычей, и для меня всегда оставалось загадкой, как в этой куче, где каждый тычет своей острогой куда попало, умудряются не повредить пальцы чьих-то ног. В руке каждого рыбака зажата длинная костяная игла с ремешком и деревяшкой вместо узла на другом конце. Всякий раз, когда поймают лосося, через него пропускают иглу, стараясь переломить хребет, а затем охота продолжается, обычно до тех пор, пока на конце шнура уже не болтается по пять-шесть рыбин. Не всю рыбу удается забить острогами – некоторые рыбины, застряв в капкане из железной сетки, становятся добычей владельца укрепления; здесь уже и женщины присоединяются к лову наравне с мужчинами. Это обычно происходит так: один встает у входа в капкан, чтобы рыба не могла ускользнуть, а второй отодвигает камень от внутреннего дальнего края капкана, где перепуганная рыба позволяет себя поймать.
В конце лета или в начале осени к Амитсоку может прибить столько рыбы, что каждая семья в течение 14 дней способна наловить достаточно, чтобы до отказа забить три-четыре хранилища отборными, жирными рыбинами, пополнив зимние запасы. Каждое хранилище вмещает обычно от 200 до 300 кг.
Подледный лов. Фото: Архив Кнуда Расмуссена
Добыча топлива – непростая задача в Амитсоке. Кассия здесь не растет, поэтому довольствоваться приходится сырым дриасом, цветущим в это время года. Он настолько тяжело разгорается, что огонь приходится постоянно раздувать, задыхаясь от разъедающего глаза дыма; особенно часто это происходит, когда пищу готовят внутри палатки, не оснащенной дымоотводом. Еще одна характерная проблема заключается в самой процедуре добычи огня, когда приходится следить, чтобы искры падали на сухой, слегка промасленный мох или древесный уголь. Если образуется уголек или мох начинает тлеть, огонь необходимо осторожно раздувать до тех пор, пока уголь или мох не начнут разгораться. После этого нужно подложить сухого сена, однако, чтобы разжечь такое топливо, требуется не менее получаса. Если кому-то это удается, то, как правило, к нему за огнем подтягиваются остальные жители поселка. Учитывая все эти сложности, не приходится удивляться, что большинство мясной и рыбной пищи здесь употребляется в сыром виде. Чтобы приготовить горшок с рыбой и вскипятить небольшой чайник воды с помощью дриаса, Арнарулук тратила по пять часов! С легковоспламеняющейся кассией, горящей совсем по-другому, процесс занимает менее часа. Это рыбное угодье, так же, как и места переправы оленей, считается здесь «священным». К нему привязаны строгие табу, нарушение которых может привести к роковым последствиям для заготовок пищи на зиму. Запрещено питаться мозговыми костями и лакомиться свежими оленьими мозгами – по прибытии на место разделки головы тут же нужно выпотрошить и осторожно опустить в речку, где нет рыбы. В особенности эти табу затрагивают женщин, которым воспрещается заниматься шитьем внутри палаток, а мужчинам нельзя чинить в них рыболовные снасти. Находясь внутри палаток, нужно соблюдать абсолютное табу на шитье вещей из шкурок животных (как старых, так и новых). Поэтому в конце зимы изношенная зимняя одежда с зияющими дырами приобретает неописуемо жалкий вид, ведь ни латать, ни чинить ее нельзя. Единственно допустимый вид шитья – это латание подошв для сапог, да и то все материалы нужно раскроить, прежде чем люди покинули берег. Это занятие, так же, как и ремонт снастей, проводится за пределами становища на особой рабочей площадке под названием «Сангнавик», расположенной где-нибудь за большим камнем, укрывающим от ветра, на некотором расстоянии от палаток. Большинство людей здесь и проводит все свое время, не занятое сном или играми.
