– А как ты ловишь лосося? – спросил волк лису.
– Могу тебя научить, – предложила лиса. Она подвела волка к трещине во льду, а затем сказала:
– Опусти хвост в воду и жди до тех пор, пока лосось не клюнет, тогда резко дернешь и вытащишь.
Волк просунул в трещину свой хвост, а лиса побежала по льду и спряталась в ивняке на пригорке, откуда могла следить за волком. Волк сидел с опущенным в воду хвостом до тех пор, пока тот совсем не примерз. А когда он понял, что остался в дураках, было уже слишком поздно. Он попытался выдернуть хвост, но тот не поддавался, он все дергал и дергал, пока хвост не оборвался посредине.
Разъяренный волк разнюхал лисьи следы и побежал ее разыскивать, чтобы отомстить, но лиса, завидев его, оторвала листик и прикрыла им сверху глаза, словно бы защищаясь от яркого света. Подбежал к ней волк и спрашивает:
– Ты случайно не видела лису, из-за которой я потерял хвост?
Лиса ответила:
– Нет, я так много бегала в последнее время, что ослепла от яркого снега и теперь почти ничего не вижу.
А сама листок ко лбу прижимает и все щурится.
Волк ей поверил и побежал дальше в горы по другому лисьему следу.
– И каков же смысл этого рассказа? – спросил я Тюленя. – На мой взгляд, концовка какая-то странная.
И вот что он мне ответил:
– Не все наши рассказы имеют смысл, просто они веселые. Только белые всегда стремятся найти всему причину и объяснение. Поэтому наши старики говорят, что мы должны относиться к белым людям как к детям, которые всегда хотят поступать по своей воле. Если это им не удается, то они начинают злиться и ругаться. Но перед сном я должен рассказать тебе еще одну историю, в которой не слишком много смысла, и все-таки она нам очень нравится. Вот ее название:
ВОШЬ, РАЗДАВЛЕННАЯ МЕЖДУ НОГТЯМИ
Маленький самец вши крикнул в окошко своей жене:
– Подай-ка мне рукавицы и топор, я полезу на вершину скалы!
На что жена ему возразила:
– Вернись домой, не то люди тебя съедят.
– Если они меня съедят, то я выйду через их задний проход. Вот если скалы в ущелье сдвинутся и раздавят меня, то ты больше никогда меня не увидишь.
Маленький самец вши называл скалами человеческие ногти, и когда он хрустнул между ногтями, то, значит, скалы сдвинулись и его раздавили.
Маленький самец вши так и не вернулся домой к жене.
Эту же историю я уже слышал двадцать лет назад на севере Гренландии, в Туле, ее поведала мне Арнарулук, жена Соркака. Между двумя племенами пролегали сотни миль, по крайней мере тысячу лет между ними не было никакой связи; и все же эта маленькая история про вошку, которой так и не удалось вернуться домой, сохранилась как в восточных, так и в западных эскимосских поселениях, почти одинаково далеких от древней колыбели эскимосов.
Еще два-три дня на морозе и столько же ночей мирного отдыха в снежных хижинах, и мы, наконец, добрались до того места залива, где проживали «шайки головорезов». В середине последнего дня пути нам повстречались трое груженных прутьями саней, которые сопровождали дружелюбные парни и девушки. Они рассказали нам, где находится их поселок. – «Инуит амигайтут!» («Целый мир людей!») – сказали они. Впервые за долгое время мы ехали по проложенной санями колее. Это весть жизни, знак проезжей дороги! И в нетерпении скорее добраться до цели мы поторапливали собак радостными криками.
К вечеру мы обогнули небольшой мысок и тотчас оказались в водовороте событий, развернувшихся вокруг приезда новых людей! Перед нами было очень большое стойбище. Одна за другой возвышались снежные хижины – их было свыше 30, – расположенные амфитеатром на склоне холма. А посреди этого комплекса мраморно-белых иглу празднично возвышалось большое сверкающее помещение для танцев, украшенное белоснежным куполом. Храм радости и праздника посреди огромных сугробов снежной пустыни. И вот мы уже среди этого лихого народца.
Молодая женщина с побережья залива Батерст. Фото Лео Хансена
Все стойбище дымит. Очаги снежных хижин пылают, и дым горящих сухих прутьев бьет в нос. Из всех снежных крыш грубо выпирают дымовые трубы, не гармонирующие с общим стилем, с самой идеей этих жилищ, но живописные и согревающие тех, кто озяб.
Лов тюленей еще не начинался, поэтому в ходу железные очаги, в которых горят сухие прутья и стебли. Здешнее население заимствовало это от индейцев, обитающих неподалеку на материке. Я не подготовлен к такой сцене, привыкнув видеть в хижинах эскимосов лишь скромные жировые лампы, и это зрелище озадачивает меня, но в то же время создает ощущение уюта. Дым, тонкий белый дым, и запах леса из каждой снежной хижины! И как бодрит такой признак жилья, такое свидетельство жилого тепла!
В течение долгого времени мы привыкли встречать по пути стойбища всего в две-три хижины, считавшиеся многолюдными, если они вмещали с десяток жителей каждая. А теперь мы словно в столице, наполненной радостным гулом; снежные пасти то и дело выплевывают из себя людей, и вскоре я нахожусь в центре каскадов смеха, восклицаний, расспросов.
Народ удалой, самоуверенный, но, по существу, добродушный. С дикими повадками, но умеющие оценить быстрый и острый ответ. Пробуют понемногу зайти дальше, но, стоит им только дать отпор, добродушно отступают. Здешние эскимосы отнюдь не те мирные, слегка застенчивые люди, каких мы знаем по Гренландии: они ни с кем, в том числе и с белыми людьми, особо не церемонятся. Стоит только белому в одиночку попасть в их общество, они начинают его тут же поддразнивать, как мы это нередко делаем с хищником в клетке.
Один пытается вырвать у меня изо рта трубку. Ой! Больше он не будет этого делать. Другой тянет меня за хвост шубы, сшитой по фасону мыса Йорк. О! Он нечаянно задел! Когда я занимаюсь разгрузкой и собираюсь покормить собак, им всем вдруг захотелось отведать сала. Вперед выходят женщины, выпрашивая у меня хоть кусочек, ведь лов тюленя еще не начался, а им так хочется полакомиться чудесным, свежим, мороженым, бело-розовым салом! Но я им отвечаю:
– По-вашему, я приехал сюда из далеких краев, чтобы кормить вас салом? Оно для моих собак, а у вас здесь мужчин достаточно. Выходите на лед, отправляйтесь-ка на лов в тюленьих отдушинах, если уж так захотелось сала!
Смех со всех сторон. Посреди этой стаи я совсем один; мой проводник Тюлень сам родом из этих мест, он стоит и хохочет вместе со всеми над их шутками.
– Ты кто? Торговец, приехал за песцом?
– Я к вам приехал, чтобы на вас посмотреть и понять, кто вы такие.
Взрыв хохота. Один пожилой человек отвечает слегка неопределенно, не зная, говорю ли я в шутку или всерьез:
– Послушай, у нас тут много народу! Некоторые красивы, но большинство уроды, и лица их тебя не обрадуют.
