С середины февраля дорога проходила через «Землю охотников за пушниной». Население всего побережья между гаванью Бернарда и мысом Батерст – это отдельно проживающие белые охотники за шкурками, трудолюбивые одиночки, ведущие неутомимую борьбу за выживание. 17 марта, почти через полтора месяца непрерывного пути, мы добрались до острова Бейли, где факторией Гудзоновской компании заведовал наш соотечественник Хенрик Хенриксен по прозвищу Зять, который тут же предоставил свой уютный дом в наше владение. Вот так и закончился первый этап нашего путешествия. Теперь я находился среди новых племен, эскимосов реки Макензи.
По зову доллара
Привыкнув к жизни с людьми, которые в основном охотились на лесную дичь, а морского зверя били только на твердом льду, мы словно оказались в другом мире, среди людей, культура которых сформировалась открытым морем. На языке, удивительно близком к гренландскому, они рассказывали о китах и белухах, о нерпах и морских зайцах, на которых ведется охота с каяков-одиночек и женских каяков. Увидев эти самые женские каяки, которые были того же типа, что и гренландские, мы пришли в восторг от их знакомых форм, потому что сами только что прибыли из мест, где люди о подобном и не слыхивали. Белые стойбища из снежных хижин, полюбившиеся нам, теперь сменились бревенчатыми или деревянными домиками. Декор их также напоминал гренландские, и оба моих спутника, округлив глаза, чувствовали себя здесь почти как дома, несмотря на то, что уже почти три года путешествовали вдали от своей собственной страны.
Нелли – молодая женщина с острова Бейли. Фото Лео Хансена
Таким было наше первое впечатление от здешних мест. Однако стоило нам проникнуть чуть глубже, выяснилось, что все здесь сильно отличается от нашей родины. Река Макензи выступала тут в роли связующего культурного звена. Подобно тому, как ее могучее течение выкорчевывало деревья, разбрасывая их по берегам, вдоль которых мы проезжали, она, совершив насилие над эскимосской культурой, вырвала ее из старой среды и поместила в промежуточную зону, где мы сейчас пребывали. Здесь больше не надеялись только на промысел морского зверя, на смену ему пришло стремление к наживе, осуществившее переворот во всех отношениях. Компания Гудзонова залива уже не была единственным хозяином; спустившись по реке, сюда прибыли так называемые покупатели с живыми деньгами, установив свои цены на пушнину. Конкуренция между торговцами ожесточилась до такой степени, что эскимосы в этом богатом меховыми шкурами краю неожиданно для себя разбогатели. Те из них, кто привык рассчитывать только на свои зимние хранилища, делая запасы не более чем на год, теперь вдруг вообразили, что если они начнут следовать жизненному укладу белых властителей, то и сами станут такими же. Они были прекрасными охотниками, поэтому им не стоило труда сосредоточиться на сиюминутных оборотах, отбросив в сторону разумные соображения по поводу будущего и старости Мы вдруг оказались в среде людей важных и независимых. Цена на шкурку одного песца составляла 30 долларов США, ловили его только с ноября по апрель. Кроме того, здесь водилось множество пушных зверей: красные и серые лисицы, чернобурки, черные лисицы, мускусные крысы, скунсы, бобры, горностаи, куницы, рыси и многие другие. Не стоит удивляться и тому, что эскимосы, ставшие судовладельцами, с оттенком гордости называли друг друга «капитанами». Плоскодонки в районе дельты больших рек можно было приобрести за 3 тысячи долларов, но никакой необходимости в них не было. На таких суднах можно было, к примеру, отправиться на морскую прогулку и провести летние каникулы после сезона пушной охоты, однако охотились эскимосы, выезжая в море на дешевых и гораздо более удобных женских каяках или китобойных шхунах, зачастую снабженных моторами, – ведь здесь тоже старались использовать технические приспособления. Ловкие женские пальцы, которыми мы нередко любовались при изготовлении меховой одежды, заменили швейными машинами. Люди научились писать, и чтобы не отставать от времени, большинство мужчин обзавелось пишущими машинками, хотя производимая на них корреспонденция была столь незначительна, что у них даже не было возможности попрактиковаться. Машинки для стрижки и бритья также превратились в предметы первой необходимости, нередко встречались и люди с фотоаппаратами. Практичные плошки-жировики старого образца перешли в разряд достопримечательностей и предлагались туристам по 30 долларов за штуку, а местные жители использовали газовые лампы или, если уж на то пошло, керосинки.
Поначалу я почувствовал себя каким-то пережитком прошлого, разговаривая с этими модниками о народных поверьях и древних традициях. А в первые недели, когда мне приходилось пробиваться сквозь толщу их ограниченности, я не раз мысленно с грустью обращал свои мысли на восток, к эскимосам, к тем мужам и женам, для которых мудрость предков по-прежнему оставалась священной. Местные рассказчики считали себя специалистами по истории и мифологии своего народа, взимая за любую консультацию или наставление оплату в 25 долларов. Таков был размер таксы за физический труд, так почему же духовный должен стоить меньше? Как только стало известно, что нас интересуют предметы этнографии, так сразу словно из-под земли появились антикварные деятели, не стесняясь требовать по 50 долларов за парочку украшений для губ, выкопанных ими из могил.
Думаю, моя растерянность вполне понятна. Но, к счастью, неусвоенная культура липнет не прочнее старой грязи, поэтому, спустя не слишком много времени, мне удалось возродить интерес этих людей к собственному прошлому. Не взимая никакой оплаты, я на протяжении нескольких часов рассказывал обо всем пережитом во время нашей поездки, о старых шаманах, знавших об истории прошедших времен намного больше, чем мои слушатели. Наконец, мне удалось настолько растопить лед, что теперь можно было оставить крайний запад Канады, так как и здесь нам удалось собрать ценные новые сведения.
На севере Аляски
5 мая ранним утром мы прибыли на Аляску. Дорога проходила вдоль того же побережья, по которому мы двигались, перейдя через реку Макензи. Плоские предгорья клубились однообразными волнами, ведя нас к горе Иррит, окруженной облаком из снежной вьюги. Мы сделали короткую остановку у столбов высотой в человеческий рост, служивших отметкой границы. Там, с обращенной к востоку стороны указателя простиралась Канада, с противоположной стороны – Соединенные Штаты Америки. Это была официальная граница, о чем гласила надпись на столбах, расставленных на тысячи километров вдоль равнин, гор и рек. На этом снежном поле, без единого признака человеческой жизни, она казалась явлением необычным.
Всего шаг от канадского столба – и вы уже на Аляске. Чтобы пробраться к мысу Барроу и аляскинским эскимосам, предстояло пройти 800 км по пустынному побережью материка, прежде чем появится возможность сделать первую остановку. Колея была превосходной. За пределами береговой линии материка маячили узкие песчаные намоины, открывающие вид на лагуны, по льду которых мы держали путь дальше. Напротив лагун возвышалась стена из разбросанных в хаосе торосов, и с двойной радостью мы ловко обогнули все эти препятствия.
