Так уж устроено, что человек никогда особенно не скучает по дому, если его отделяют от близких огромные расстояния – ведь тогда и тосковать бесполезно. Но стоит лишь появиться малейшей возможности получить из дома весточку, как тотчас все чувства, до сих пор жестоко подавляемые, внезапно оживают и будят ранее сдерживаемые силы. В эти последние несколько часов мне вдруг захотелось разузнать, как обстоят дела у всех моих близких и как прошло путешествие моих товарищей. Едва переводя дыхание, я ворвался в здание и положил перед телеграфистом телеграмму, полагая, что, узнав о моем длительном отсутствии и достигнутых результатах, он тотчас подпрыгнет на своем стуле, словно стальная пружина, и незамедлительно приступит к отправке в мировое пространство моих сообщений.
Однако первая встреча с беспроводным каналом связи окончилась для меня большим разочарованием. Телеграфист безразлично выслушал мои заверения о важности безотлагательной передачи телеграммы, кратко ответил, что, к сожалению, не может ее сейчас принять. Дело в том, что оборудование у них установлено совсем недавно и как следует не работает, поэтому он советует мне отправиться на «Boxer», пароход Отдела Просвещения, пришвартованный почти в четверти мили к югу отсюда, неподалеку от мыса Блоссом. Но проделать все это можно будет только завтра. После бессонной ночи, в полдень следующего дня я уже стоял на борту «Boxer». Однако, как выяснилось, появился я там лишь затем, чтобы выслушать, что и теперь вряд ли удастся отправить мою телеграмму и что мне лучше бы отправиться за этим в Коцебу. Вот так прошли еще два самых длинных во всей экспедиции дня, пока, наконец, телеграфисту не удалось связаться с Номом. И в тот же самый вечер я получил ответ из Копенгагена: дома все в порядке, и мои товарищи удачно справились со всеми заданиями!
Современные эскимосы
Коцебу (Кекертарсук) оказался самым крупным городом среди тех, в которых мы до сих пор побывали. Здесь находилась церковь, миссия, школа, почта, ранее упомянутая телеграфная станция и пять-шесть торговцев, каждый имел в распоряжении по крупной лавке, сильно напоминавшей поселковые ларьки, характерные для северной Норвегии в сезон рыбной ловли. Помимо постоянного населения здесь еще обитали толпы золотоискателей, либо пришедшие с материка, либо туда направлявшиеся; это были англичане, немцы, поляки, греки, японцы и китайцы – странные существа, у которых от слова до действия был один шаг. В первый же вечер я стал свидетелем небольшой стычки, во время которой драчуны свалились в море, что создало у меня впечатление, будто я, наконец, очутился на Аляске Джека Лондона.
Но наибольший интерес у меня вызвал тот факт, что мы пришли сюда в разгар сезона ловли лосося. Это означало, что теперь около 1000 эскимосов со всех сторон залива Коцебу, со стороны побережья и со стороны материка, живут в своих палатках и ловят рыбу. Мне хотелось повстречать эскимосов совершенно другого типа, чем те, к которым я уже привык: ведь в этом месте оказались не только самые знаменитые охотники на оленей, прибывшие с рек Ноатак, Селавик и Бакленд, но и эскимосские судовладельцы, чьи шхуны доставляют товары в различные торговые фактории, минуя множество портов. Однако, несмотря на всю эту новизну, довольно скоро я решил снова отправиться в путь на разведку новых мест.
Среди торговцев обитал юный эскимос-предприниматель Петер Шелдон, имевший работающую на бензине моторку – крошечное быстроходное суденышко с просторной застекленной каютой, где можно было с комфортом устроиться, наслаждаясь проносящимися мимо видами. Я пригласил его сопровождать меня во время поездки по реке Кобук, прихватив также в качестве проводника и гида старика Насука, которого пока еще не испортил дух Сиэтла.
Плыли мы целый день: к вечеру река стала тонуть в сумеречной тьме, лес становился все гуще и гуще, а деревья все выше и выше. Река пошла изгибами, и луна, ранее стоявшая высоко в небе, теперь показывалась то впереди, то позади нас, как бы нарочно заставляя как следует разглядеть всю красоту, мимо которой мы проплывали. Вид был удивительным: желтый свет луны сменялся на красный, а нависшие над горизонтом облака были подернуты нежными, пастельными оттенками. До Нурвика мы добрались в глубокой темноте, когда вокруг уже все спали.
Посещение Нурвика было не напрасно – только тут можно было пережить то, чего не встретишь в других эскимосских местах. Отдел Просвещения попытался создать в этом месте образцовый поселок эскимосов, привезенных сюда из различных стойбищ побережья и материка. Здесь поселились 300 человек, находившихся под постоянным надзором инспектора, трех школьных учителей, врача и двух медсестер, серьезно и ответственно относящихся к поставленному перед ними общественному заданию. Врач и преподаватели были государственными служащими, а миссионер, как и все религиозные деятели Америки, – частным лицом, членом общества «Друзья».
Город выглядел абсолютно современно. Здесь была построена шикарная больница с современной операционной и с 40 двухъярусными кроватями. Медицинская помощь и лекарства были для всех бесплатными, но более обеспеченные жители платили по 75 центов за день пребывания в больнице.
Сами эскимосы жили в симпатичных деревянных домиках с проведенным в них электричеством, за которое взималась плата по доллару в месяц, что шло на содержание механика, обслуживающего станцию. Эскимосы сами платили за генератор, а остальные расходы покрывало государство. Поскольку город был расположен в богатом древесиной краю, правление организовало лесопилку, где эскимосы распиливали свои дрова, отдавая в качестве оплаты шестую часть своих бревен.
Гренландцы Арнарулунгуак и Кавигарссуак, прошедшие весь путь экспедиции от начала до конца. Фото: Общество Кнуда Расмуссена
Жена доктора, по совместительству медсестра, следила за чистотой домов. Всю зиму она проводила инспекцию домов, появляясь там в любое время дня, но неизменно находила их прибранными и в таком хорошем состоянии, что и белой женщине не удалось бы лучше сделать уборку. В прошлом году самый образцово-показательный дом премировали американским флагом. Когда год подходил к концу, возникла серьезная проблема: кому вручить флаг, ведь каждый дом его по праву заслужил? И тогда она приняла соломоново решение: его получит семья с наибольшим количеством детей, хозяйке которого удалось сохранить в доме чистоту и красоту не хуже, чем у всех остальных.
Бурным потоком обрушился на леса сильнейший ливень. Мы решили остаться еще на один день, наслаждаясь оказанным нам радушным гостеприимством, и теперь сидим, нахально объедаясь великолепной голубикой, которой нас угощают в каждой семье, где бы мы ни появились.
Поздним вечером 18 августа мы возвратились в Коцебу, а через два дня из Нома прибыло почтовое судно – небольшая шхуна «Silver Whale» во главе с норвежским капитаном Йоном Хегнессом, на борту которой мы добрались утром 31 августа до Нома, завершая, наконец, наше полное приключений путешествие.
Ном
Ном расположен в зеленой, травянистой, влажной тундре, окаймленной красивыми, покрытыми пышной растительностью горами, и производит благоприятное впечатление на каждого, кто бы ни появился здесь из белой пустыни. Двое моих гренландских товарищей, широко раскрыв глаза, в очередной раз убедились в таланте белых людей создавать крупные поселения вдали от своей родины.
