Сегодня странно представить, как честолюбивые государственные служащие и военные офицеры в Древнем Риме вздыхали о запретном удовольствии носить мантии или поднимать паруса одного особого красновато-синего оттенка. Но в какой-то момент истории, если бы я была обычным рядовым человеком и прошлась бы по вымощенным камнем улицам Баальбека, да и вообще любого города Римской и Византийской империй, в одежде, выкрашенной тирским пурпуром, меня бы убили. А в другие моменты истории города мной бы восхищались: я была одета в пурпурную одежду – должно быть, я была весьма важной персоной. Или, по крайней мере (поскольку одеяния, окрашенные этой краской, были настолько дороги, что даже император Аврелиан в III веке н. э. как-то сказал своей жене, что они не могут позволить себе купить ей пурпурное платье), я была ужасно богатой.
На протяжении веков использование этого цвета сопровождалось различными причудливыми и довольно запутанными правилами. При некоторых правителях (одним из них был император Нерон, но христиане V века Валентиниан III, Феодосий II и Аркадий еще яростнее соблюдали эти правила) почти никто не мог носить пурпур, окрашенный моллюсками, под страхом казни. Иногда (как во времена Септимия Севера и Аврелиана в III веке) окрашенную таким способом одежду могли носить женщины, но только очень важные мужчины, например, генералы, имели право составить им компанию. В другие периоды – особенно в период правления Диоклетиана в IV веке – все должны были носить как можно больше пурпура, причем деньги за него текли прямо в императорскую казну. Когда на сцене появлялся новый правитель, влиятельные люди, должно быть, заглядывали в свои гардеробные комнаты и гадали: что им разрешат надеть в следующем сезоне?
Сцена обольщения на диване
Византийцы продолжили римскую традицию исключительности
[251], хотя красильные работы с пурпуром постепенно перемещались на север, к Родосу и Фивам. Одна из самых необычных серий мозаик, переживших VII и VIII века, когда византийские христиане уничтожили большую часть произведений языческого искусства, находится в церкви Сан-Витале в Равенне, Италия. На ней изображена жена Юстиниана, Феодора, окруженная слугами, увешанная драгоценностями и в одежде из тканей, окрашенных в глубокий, почти малиновый, оттенок пурпура. Константинопольский патриарх, по-видимому, писал свои официальные документы чернилами этого цвета
[252] (теперь используются обычные черные чернила), при этом некоторые из самых роскошных книг VI и VII веков были написаны на окрашенном пурпуром пергаменте из телячьей кожи. В венской национальной библиотеке хранится одна из таких книг, и на одной из самых замечательных ее страниц изображена история Иосифа, почти обнаженного, соблазняемого настойчивой женой Потифера. Надпись над картиной когда-то была серебряной, но теперь потускнела до черного цвета, а фон этой сексуальной сцены нежно-малиновый, как будто по нему размазали ягоды ежевики
[253].
Пурпурный – не единственный цвет в истории, использование которого регламентировалось строгими законами: в Англии было особенно строгое правило, введенное Ричардом I в 1197 году, «Ассиза о ткани», фактически закон, ограничивающий низшие классы обычной серой одеждой; в Китае во времена династии Цин (1644–1911) существовал оттенок желтого, который носили только люди, принадлежащие к низшим классам. По контрасту (как оптическому, так и политическому) после маоистской революции 1949 года все китайцы, независимо от их ранга, должны были носить одежду, окрашенную в синий цвет, – я помню, как тибетская монахиня рассказывала мне, что, когда она была ребенком и росла в Тибете, никому, кроме монахов и монахинь, не разрешалось носить оранжевое или красное. Но фиолетовый, безусловно, является цветом, сопровождавшимся наибольшим числом законодательных запретов в течение самого долгого времени. В наши дни не существует реального эквивалента подобной ситуации с красками – любопытство Перкина в лаборатории обеспечило нам возможность красить одежду практически в любой желаемый цвет, кричащий или спокойный, а гуру моды только указывают, в каких цветах нам стоит выходить на люди. Возможно, единственное место, где подобный вид цветового кодирования работает сегодня, – это жесткая структура, армия или школа, где небольшие вариации униформы служат для обозначения положения в иерархии.
Об этом явлении писали многие классические комментаторы, а лучшим источником информации в данном вопросе считается Плиний. Но на него это не произвело особого впечатления
[254]. «Это пурпур, дорогу которому расчищают римские атрибуты власти и топоры, – писал он. – Он придает блеск любой одежде и делит с золотом славу триумфа. По этим причинам мы должны простить безумное желание заполучить пурпур, но почему у краски с отвратительным запахом и оттенком тусклым и зеленоватым, как сердитое море, такая высокая цена?..»
Как и Плинию, мне было трудно по-настоящему оценить привлекательность этого пурпурного цвета, и я не понимала, как его можно извлечь из моллюсков. Национальный траур закончился, пришло время отправиться в Тир, чтобы попытаться выяснить, как делали эту краску и как она выглядела.
Тир
В путеводителе сообщалось, что в Тире всего два отеля. Один, как там говорилось, был отвратительным, другой – дорогим. Но когда я ехала по городу, теряясь в темноте, то заметила третий. Он назывался «Отель Мурекс» – использовалось латинское название вида пурпурных моллюсков, Murex brandaris и Murex trunculus, которые я искала
[255]. Возможно, это звучит слишком похоже на название, которое придумал бы производитель туалетных принадлежностей, например «Мурекс: мы следим за тем, чтобы ваши бактерии не размножались», но я не хотела, чтобы мои этимологические предрассудки помешали поискам, поэтому я припарковала машину у отеля и зарегистрировалась в нем.
