Комната для заполнения туб масляной краской в компании Winsor & Newton
Отношения Ван Гога с Танги были бурными – мадам Танги часто жаловалась на размер кредита, предоставленного художнику (ссылаться на супругу в финансовых вопросах – удобный для торговца способ и сохранить дружеские отношения, и не прогореть), а Ван Гог, в свою очередь, часто жаловался на дурное качество некоторых материалов
[19]. Возможно, он был прав: периодически кто-то, несомненно, продавал Ван Гогу нестойкие краски, так как некоторые из его картин выцвели. Одна из самых популярных работ, хранящихся в Национальной галерее искусств Вашингтона, – картина Ван Гога, которая в течение многих лет называлась «Белые розы». Только в конце 1990-х годов стало ясно, что в холсте содержатся следы того, что, вероятно, было красной краской, так что розы изначально были розовыми
[20]. Когда в начале 2001 года я посетила эту галерею, на сувенирных открытках картина именовалась просто «Розы», но на ранее напечатанных постерах было заметно, что Ван Гог использовал краску, которая выцвела со временем.
С конца XVIII века на палитрах художников появились десятки новых красок. Рассказ о новых красках в основном выходит за рамки этой книги, но некоторыми из наиболее важных из них были хром (выделенный Луи Николя Вокленом в 1797 году из редкого оранжевого минерала под названием крокоит), кадмий, который был случайно открыт в 1817 году немецким химиком доктором Стромейером, и «анилиновые» цвета, впервые выделенные из каменноугольной смолы в 1856 году подростком-химиком Уильямом Перкином: о них мы будем более подробно говорить в главе «Фиолетовый».
Но наряду с волнением, возникающим вследствие новых открытий, часто происходило параллельное движение: художники заново открывали краски прошлого. Место рождения Шекспира в городе Стратфорд-на-Эйвоне – одно из самых популярных туристических направлений Англии. В 2000 году там был проведен полный ремонт: реставраторы попытались уйти от белых стен и от того, что на фотографиях напоминало шторы семидесятых годов ХХ века, к тому, в какой обстановке в действительности рос Шекспир в XVI веке. Таким образом, «расписанные полотна» – дешевая альтернатива гобеленам, которую мог позволить себе перчаточник среднего класса, – были изготовлены из небеленого льна, на который нанесли изображения обнаженных путти и сатиров, окрашенных в охряно-красные и желтые, известково-белые и черные как сажа цвета, – точно так же, как это сделали бы стратфордские непрофессиональные художники. А «вторую лучшую постель»
[21] укрыли занавесями и покрывалами в удивительно ярких зеленых и оранжевых тонах, модных в то время. Ткани были выполнены из дорникса – смеси шерсти и льна, окрашенной натуральными растительными экстрактами. В последний раз такую ткань изготовили в Англии в 1630 году.
Это стремление к аутентичности, которое прослеживается в исторических домах по всему миру – от колониального Уильямсбурга в Вирджинии, который в XVIII веке стал технологическим центром по созданию красок, до тюдоровского таунхауса под названием Plas Mawr в Конви, Северный Уэльс. В Plas Mawr были воссозданы оригинальные стенные украшения – большегрудые и почти голые кариатиды, розово ухмыляющиеся над каминами, – настолько яркие в своих подлинных органических и минеральных красках (и это, конечно, шокирует тех, кто думал, что Тюдоры больше всего любили побелку или утонченные переходы цвета), что, когда я встретилась с консультантом по краскам Питером Уэлфордом, он спросил, есть ли у меня с собой солнцезащитные очки.
Это движение по возвращению к призракам прошлого, замешенное на чувстве утраты того, что мы позабыли, вовсе не ново. Римляне тщательно копировали греческие полихромные техники, китайцы постоянно воссоздавали и адаптировали ремесла и краски предыдущих династий, сама книга Ченнино была попыткой сохранить приемы, которые, как он опасался, вот-вот исчезнут. А в 1880-х годах один из друзей Холмана Ханта, дизайнер Уильям Моррис, был главной силой движения по возвращению некоторых старых красок, вытесненных анилиновыми красителями, – он называл новые краски «отвратительными»
[22] и призывал людей еще раз взглянуть на старые краски, чтобы увидеть, насколько они «великолепны». Кажется, через каждые несколько поколений мы осознаем, что отнесли наших предшественников к черно-белому прошлому, а затем вместе радуемся, вновь открывая для себя, что они тоже любили яркие цвета.
Один из самых невероятных моментов в истории живописи – почти тотальное уничтожение икон в Византии XVIII века, когда ряд высокопоставленных церковных иерархов определили, что создание изображений противоречит божественному учению. Идея породила горячие споры, но все же в конце концов было решено, что такие произведения являются прославлением природных даров Божьих. Бог восхвалялся не только посредством изображений, но и при помощи используемых для их создания материалов – растений, камней, насекомых, яиц, – Бог прославлялся при посредстве самого материала произведения
[23], и это – одна из причин того, что даже сегодня, когда выбор красок так велик, иконописец инстинктивно выбирает как можно более натуральные краски.
«Ищите на указателе путь, ведущий к Богу, – гласит моя инструкция. – А потом идите другой дорогой». Я искала студию Эйдана Харта, новозеландского иконописца. Бывший брат Эйдан в течение шестнадцати лет был послушником и православным монахом, прежде чем ушел, с благословения церкви, чтобы жениться. Он жил на очень удаленном склоне холма на границе Уэльса – это показалось мне очень подходящим местом для человека, который работает с натуральными красками. Он не был закоренелым пуристом – на его полках среди интригующих колб с цветными камнями и порошками, добытыми на берегах сибирских рек, в турецких лесах и итальянских горах, стояла маленькая баночка цинковых белил и несколько других искусственно полученных красок, – но с годами Харт осознал, что естественные краски соответствуют не только его эстетическому чувству прекрасного, но и его вере.
