– Деньги, которые их родители дают им каждую неделю, – объясняет она.
– Ого! Для чего?
– Я не знаю, – говорит Мария.
– Ясно, – отвечаю я, хватая пакеты с замороженной печенкой.
Мы стоим у двери сарая и шагаем навстречу холоду. Я смотрю на окровавленные прозрачные полиэтиленовые пакеты у нас в руках. Со стороны может показаться, что мы тащим из сарая в дом части тел.
С этим мы будем выглядеть еще более странно.
Мария смотрит на меня:
– Готова, девчонка из секс-культа?
Я нервно смеюсь и делаю глубокий вдох.
– Готова, – говорю я.
* * *
Рейды закончились вместе с тем недавним большим переполохом, но судебное дело продолжается. И кажется, что будет продолжаться вечно. Мы молимся за наших адвокатов и против адвокатов врага. Мы молимся за Перл. Мы молимся против ее матери, пытающейся украсть у нас ее внука. Мы молимся, чтобы судья проявил снисходительность. Мы молимся, молимся и молимся.
Самая значительная составляющая наших жизней.
Но помимо происшедших перемен, открытости дома, разговоров с прессой, само судебное дело кажется чем-то абстрактным. Оно повсюду, в каждом разговоре, служениях и молитве, но в действительности не участвует в нашей реальности. Мы никогда не видели адвокатов, я не хожу в суд.
Мой отец сказал нам: «Из всех детей, которых они обследовали, ни один не заявил, что над ним совершали насилие, и ни на одном из них не было даже синяка».
Но мы никогда не видели никаких обследований. Никто не проверял, давали ли мне какое-нибудь формальное образование. Ни одного из детей здесь не обследовали на предмет сексуальных домогательств, никто из представителей власти не приходил к нам.
Пока что наши молитвы остаются без ответа. Во всех трех странах, где проходили рейды, детей до сих пор не вернули.
А потом, однажды на молитве, дядя Эндрю встает перед нами и издает боевой клич.
– Мы больше не будем прятаться в тени. – Его голос становится громче, грудь вздымается. – На этой неделе мы отправимся в посольства Франции, Аргентины и Испании. И мы проведем демонстрации. Мы потребуем, чтобы они «отпустили детей наших».
О, ничего себе.
Демонстрации – наши родители так горды демонстрациями, которые они организовывали раньше, когда «Дети Бога» только появились. Когда они носили мешковину и, намазав пеплом лица, кричали на улицах: «ВУУ!» Когда они действительно участвовали в «Революции за Иисуса». И теперь это разрешили делать и нам. Пришло время оказаться в центре внимания. Осуществить нашу цель. Я дрожу от волнения.
Дядя Эндрю продолжает:
– То, что мы собираемся сделать, очень опасно. Мы намерены попросить все дома в Великобритании приехать к аргентинскому посольству в Лондоне…
Я едва могу сдержать восторг. Мы увидим Лондон.
– Я хочу предупредить вас: хотя у нас были знамения от Господа о том, что нам пора выйти на свет и показать нашу силу и готовность сражаться, мы ТАКЖЕ должны осознавать, что армии вредоносного врага могут использовать это как шанс забрать ВСЕХ нас. Посадить всех в тюрьму. В домах останется основной костяк лидеров с детьми – таковы меры предосторожности на случай, если нас поймают вражеские армии.
Мы читали о вражеских армиях всю нашу жизнь, и вот теперь мы столкнемся с ними. Я думаю о «Девушке с небес», о том моменте, когда она была схвачена армией Последних времен.
«Девушка с небес» – иллюстрированная серия о приключениях подростков из «Детей Бога» в Последние времена. Она носит кожаные сандалии, длинную косу до пояса и прозрачное платье мини, сквозь ткань которого торчат ее соски. Так она изображена на всех рисунках. Сам комикс представляет собой учебник одновременно того, чего ожидать и как вести себя в Конце времен.
Серия «Девушка с небес» состоит из более чем двадцати выпусков. Я думаю о том комиксе, который рассказывает, как ее схватили солдаты Последних времен. Десять крепких мужчин в камуфляже захватывают девушку, заковывают в наручники и заталкивают в заднюю дверь фургона. Один из солдат говорит: «Держите ее, давайте изнасилуем ее». Девушка с небес отвечает: «Вам не нужно меня насиловать. Освободив меня от наручников, вы увидите, что мне легче будет любить вас». Я помню, как думала, какая это умная уловка, чтобы заставить их снять с нее наручники. Но девушка не пыталась сбежать: комикс показывает, как она занимается сексом со всеми десятью солдатами. Я пролистала до конца, разочарованная тем, что мораль истории опять оказалась между ног девушки с небес – мне бы понравилось, если бы девушка обманула врага. Хотя бы раз.
* * *
В то утро, на которое назначены демонстрации, мы просыпаемся раньше обычного, гомоня от волнения. Пока мы одеваемся, в нашей комнате витает совершенно новое ощущение. У нас есть чувство цели, чистое возбуждение от того, что мы делаем нечто особенное и потенциально опасное. Натягивая рукава подержанной джинсовой куртки, которую мне дали, я провожу пальцем по крошечной надписи на кромке ее золотых пуговиц. Они сияют, когда я протягиваю их через прорези в голубой ткани. Я никогда не думала, что у меня может быть что-то настолько «мирское» – я прикасаюсь к твердому материалу, растираю его пальцами, надеясь, что никогда не забуду, что это такое.
Как все изменилось.
Примерно шесть месяцев назад, когда мы путешествовали, окна фургона были закрыты мусорными баками; некоторые дети говорили, что им завязывали глаза при переезде с места на место. Но сегодня мы устраиваемся в задних частях фургонов на настоящих сиденьях – у некоторых даже есть ремни безопасности – и отправляемся в путешествие в Лондон.
Я держу Марию за руку и смотрю в окно, наблюдая за проплывающими за ним зелеными и коричневыми оттенками мира, холмами и деревьями деревни, где мы живем. Мы выезжаем на автомагистраль и, наконец, вплываем в столичные дорожные пробки.
Машина катится мимо очень старых зданий, гигантских статуй львов, скульптур людей на лошадях, фонтанов и огромных ворот в огромные парки – неизмеримо большие, чем парк Поместья.
Мы видим несомненно самый большой дворец, который я только могла бы вообразить. Возможно, самый большой дворец на свете, с гигантскими воротами перед ним. Я шепчу Марии:
– В таком месте мог бы жить король.
Когда мы высыпаем из фургона, выпрямляясь и стряхивая с себя часы путешествия, один из дядей подходит ко мне и говорит взволнованно, что он знал моих маму и папу в университете и позднее на фабрике в Бромли.
– Вы знали их, когда они были системитами? – спрашиваю я заинтересованно.
– Да. Я одолжил у твоего отца набор инструментов, он пришел за ним и остался, а потом твоя мама пришла за твоим отцом и осталась тоже. – Я чувствую, что он очень доволен собой. – Все благодаря мне, – с гордостью добавляет он, подмигивая.
