Мне хотелось, чтобы люди поняли: эти животные совсем не жестокие дикие существа из легенд. Они наши родичи, и мы должны о них заботиться. Ужасная истина в том, что процесс вымирания видов, который я наблюдал мальчиком в скалах, сейчас происходит на моих глазах и касается животных, которых я знаю, – наших ближайших родственников. И мы несем за это ответственность.
На следующий день мы нашли горилл неподалеку от того места, где оставили вчера. Они устроились на склоне противоположного берега небольшого ручья. Мартин Саундерс настроил камеру, звукооператор Дики Берд прикрепил микрофончик к моей рубашке. Джон сказал, что мне надо сказать несколько слов об эволюционном значении большого пальца.
Я спустился к ручью, перешел его и стал карабкаться на противоположный склон к тому месту, где, как я предполагал, Мартин со своей камерой сможет видеть и меня, и горилл. Джон показал мне большой палец. Но прежде чем я успел заговорить, что-то придавило меня к земле. Я обернулся и обнаружил, что вышедшая из зарослей огромная самка гориллы стоит буквально у меня за спиной и положила руку мне на голову. Она смотрела прямо на меня своими темно-карими глазами. Потом сняла руку с головы и оттянула мне нижнюю губу, чтобы заглянуть в рот. Мелькнула мысль, что это не самый подходящий момент начинать разговор об эволюционном значении большого пальца. Потом что-то придавило мне ноги. Оказалось, на них сидят два малыша и возятся со шнурками моих ботинок.
Я понятия не имел, как долго, в плане минут и секунд, длилось это общение. Наверняка несколько минут. Я был на седьмом небе от счастья. Потом молодняку надоели мои шнурки, и они не спеша удалились. Мать посмотрела им вслед и поковыляла за детишками. Я перебрался через ручей обратно к съемочной группе в полном ошеломлении от столь необычайной привилегии.
На следующее утро мы должны были возвращаться. Дайан взяла с меня обещание попытаться собрать деньги для помощи этим чудесным животным, ради которых она так много делала. Этим я и занялся на следующий день после возвращения в Лондон.
* * *
Мы засняли крупнейших в мире приматов. И я подумал, что для «Жизни на Земле» следует заснять и самых крупных существ в мире – китов.
Смелые люди на каноэ, вооруженные ручными гарпунами, тысячу лет охотились на гигантских китов. Сначала баланс был в пользу китов. Не только потому, что люди выглядели карликами по сравнению с ними, но и потому, что киты в считаные секунды могли уходить под воду и исчезать в океанских глубинах. Однако в ХХ веке баланс резко изменился в противоположную сторону. Мы изобрели способы отслеживать китов и убивать их гарпунами со взрывчаткой. Были созданы предприятия, как плавучие, так и на суше, способные перерабатывать по несколько гигантских туш в сутки. Китобойный промысел приобрел промышленные масштабы. В те годы, когда я родился, каждый год по всему миру добывали до пятидесяти тысяч китов, чтобы обеспечить сложившийся рынок жиром, мясом и костями.
Киты произошли от сухопутных животных. Размеры сухопутных животных ограничены механической прочностью костей: свыше определенного веса кости ломаются. А водных животных поддерживает вода, поэтому киты могли вырастать гораздо крупнее любых обитателей суши. Ноздри китов мигрировали на верхнюю часть головы, передние конечности и хвосты превратились в плавники, а задние конечности постепенно исчезли. На протяжении десятков миллионов лет киты были важной частью сложных экосистем открытого моря, в Мировом океане их было сотни тысяч.
Ключевая проблема, ограничивающая жизнь в океане, – доступность питательных веществ. При благоприятных условиях морские животные живут в верхних слоях; умирая, они опускаются вниз как «морской снег». «Морской снег» формируют также остатки водорослей, экскременты животных – любая питательная органика. Там, где питательных веществ недостаточно, поверхностные воды могут быть почти стерильными. Как наземным растениям, помимо солнечного света и воды, нужны удобрения, так и фитопланктону, фотосинтезирующей основе океанской пищевой сети, для благополучного существования в освещенных солнцем верхних слоях воды нужны азотистые вещества. В океане есть места, где разложившийся «морской снег» размывается и поднимается вверх благодаря течениям, проходящим над подводными горами и хребтами. Именно здесь больше всего фитопланктона и, соответственно, больше рыб. Но остальная часть океана могла бы оставаться бескрайней водной пустыней – если бы не киты. Они настолько крупны, что, уходя на глубину в поисках корма или всплывая на поверхность, чтобы вдохнуть воздух, создают вокруг себя мощные водовороты. Это помогает питательным веществам держаться у поверхности. А когда киты испражняются, воды вокруг тоже существенно обогащаются. «Китовый насос», как часто называют данное явление, ныне признан существенным процессом в сохранении продуктивности океана. На самом деле сейчас считают, что в некоторых частях океана киты поднимают на поверхность больше питательных веществ, чем приносят стоки местных рек
[9]. Для сохранения продуктивности океана в эпоху голоцена необходимы киты. В ХХ веке человек убил почти три миллиона китов
[10].
Киты не могут долго сопротивляться такой охоте на них. В хороших условиях у них высокая продолжительность жизни. Кашалоты могут жить до семидесяти лет. Самки достигают половой зрелости только к девяти годам, беременность длится более года. Потомство они приносят один раз в три-пять лет. Промышленные китобои для повышения эффективности охотились, если возможно, на самых крупных особей, поскольку это давало больше прибыли. Киты не в состоянии размножаться так быстро, чтобы восполнить потери.
