Идеальная пригодность таких мест для растений – результат величайшей и самой суровой борьбы за пространство, какая только происходит на Земле. Гигантские деревья, возвышающиеся на сорок метров, протягивают во все стороны массивные ветви, чтобы получить солнечный свет. Все вместе они создают очень редкое на суше явление – настоящую трехмерную среду обитания. Под густым листовым пологом ветви служат транспортными артериями во все уголки леса для тех, кто не способен летать. Далеко внизу, в темноте лесной подстилки, сплетение массивных корней и мельчайших нитей придают устойчивость массивным стволам. Тысячи других растений организуют себе жизнь множеством разных способов. Некоторые отвоевывают место под солнцем, карабкаясь по стволам деревьев снизу вверх. Другие, вероятно, вырастающие из семян, сброшенных птицами, устраиваются на массивных ветвях. Еще больше живет ближе к земле, в относительном мраке, медленно произрастая на тех средствах к существованию, какие можно добыть из ковра палой листвы.
И среди всей этой растительности обитают животные. Мелкие виды значительно превосходят по численности крупных. Множество беспозвоночных, мелких млекопитающих и птиц, питающихся семенами, цветами, плодами, листьями, добывающими пищу в коре… Их взаимозависимое существование – нескончаемый источник чудес для натуралиста, который пытается во всем этом разобраться. Можно встретить ос, которые бо́льшую часть своей жизни проводят внутри мелких плодов инжира, трипсов, которые закутываются в цветы, головастиков, плавающих в чашечках вазеплантов, ящериц, кожа которых покрыта бахромой и клочьями так, что они практически невидимы на древесной коре, если не движутся. Влажные тропические леса – это места, где вовсю разворачивались эволюционные инновации и эксперименты.
Отсутствие смены сезонов в тропиках создает в лесах ощущение безвременья, что стимулирует биоразнообразие. Поскольку растения не привязаны к климатическому календарю, они цветут, плодоносят и производят семена практически в любое время. Некоторые деревья плодоносят более-менее постоянно. Другие растут месяцами, а то и годами, прежде чем внезапно разразиться цветением и плодоношением. Таким образом, опыление, поедание плодов и сбор семян во влажных джунглях – не сезонная деятельность, как это происходит в лесах на севере и юге планеты. И пища доступна круглый год – преимущество, которым пользуются десятки различных видов множества различных групп животных. Большинство из миллионов видов существуют в небольших количествах, имеют ограниченный ареал распространения, и многие приобретают очень узкую специализацию. Некоторые виды насекомых могут жить благодаря только одному виду растений, укоренившихся на одном виде деревьев. В результате возникает ошеломительная сложность взаимосвязанных отношений – каждый вид является важнейшим компонентом целого.
Пример тому – орангутанги, которые так запечатлелись в моей памяти. Они широко рассеяны в лесах Борнео и Суматры, но играют ключевую роль в распространении семян многих деревьев с хорошо развитой кроной. Матери орангутангов проводят по десять лет со своим единственным детенышем, обучая его, как и когда собирать десятки различных плодов. Поскольку это крупные животные и почти полные вегетарианцы, они ежедневно потребляют большое количество пищи и вынуждены постоянно перемещаться в поисках спелых плодов. Они либо выплевывают семена на месте, либо переносят их в желудке по несколько дней, пока не выпустят вместе с комками экскрементов в нескольких километрах. Оба способа повышают шансы распространения семян и в некоторых случаях являются для этого необходимым условием.
Во влажных тропических лесах удивительное богатство видов деревьев, чем и объясняется биоразнообразие лесов. Это тоже характеристика, которую мы уничтожаем. На протяжении многих лет я неоднократно бывал в лесах Юго-Восточной Азии для съемки программ. С начала 1960-х годов Малайзия, а за ней Индонезия приступили к замене головокружительного разнообразия деревьев влажных лесов на один вид – масличные пальмы. В 1989 году, когда я посетил Малайзию для съемок сериала «Испытания жизни» (Trials of Life), там было два миллиона гектаров плантаций масличной пальмы. Помню, мы перемещались вдоль берега реки в поисках обезьян-носачей. Нас окружала привычная зеленая завеса листвы, из которой то и дело выпархивали какие-то птицы. Возможно – я позволил себе в это поверить, – все было хорошо. Но, возвращаясь над этим районом по воздуху, я увидел совсем другую картину – полоску леса шириной около полумили, подступающую к водной глади, то есть постепенная деградация была очевидной. За границей джунглей, насколько охватывал глаз сверху, не было ничего, кроме единственного вида деревьев, высаженных строгими рядами масличных пальм.
Очень трудно смириться с исчезновением богатых и удивительных лесов. Но юго-восточные азиаты просто делали то, что мы в Европе и Северной Америке уже давно совершили. Современные спутниковые снимки любого континента показывают, что ландшафт теперь представляет собой небольшие островки темно-зеленого девственного леса посреди огромных пространств посевных площадей.
Честно сказать, в вырубке лесов человек всегда находил двойную выгоду. Во-первых, люди получали древесину, а, во‐вторых, на высвобождаемых территориях можно было возделывать почву. Неудивительно, что Homo sapiens проявил такую решительность и изобретательность в уничтожении лесов. Считается, что сейчас у нас на три триллиона меньше деревьев, чем было в начале цивилизации
[11]. То, что происходит сегодня, – всего лишь заключительная глава в процессе глобального уничтожения лесов, который шел на протяжении тысячелетия. Теперь это коснулось и влажных тропиков. И как со всем во второй половине ХХ века – и второй половине моей жизни – мы действуем с размахом и скоростью, которые увеличиваются год за годом. Половина влажных лесов в мире уже уничтожена.
Популяция орангутангов Борнео не может существовать без леса, однако от нее осталась лишь треть по сравнению с тем, что было шестьдесят лет назад, когда я впервые побывал там
[12]. Орангутангов по-прежнему легко увидеть и заснять, но не потому, что их очень много, а потому, что многие из них теперь живут в заповедниках и реабилитационных центрах под внимательным присмотром специалистов по охране окружающей среды, серьезно озабоченных скоростью их исчезновения.
