* * *
Эпоха голоцена, часть земной истории, которую мы считаем нашим временем, оказалась одним из наиболее стабильных периодов в истории планеты. На протяжении 10 000 лет средняя глобальная температура не снижалась и не возрастала более чем на один градус Цельсия
[7]. Мы точно не знаем, что способствовало такой стабильности, но она, безусловно, пошла на пользу обогащению живого мира.
Фитопланктон, микроскопические растения, обитающие у поверхности океана, и обширные леса, простиравшиеся практически по всему земному шару на севере, запасали значительное количество углерода, тем самым способствуя поддержанию сбалансированного уровня парниковых газов в атмосфере. Огромные стада травоядных животных обеспечивали богатство и продуктивность луговых пастбищ: поедая траву, они стимулировали ее рост, а заодно удобряли почву. Мангровые болота и коралловые рифы у побережья служили питомником для рыбной молоди, которая, повзрослев, устремлялась в открытое море, обогащая океанские экосистемы. Густой многослойный пояс влажных тропических лесов вдоль экватора поглощал энергию Солнца и добавлял влагу и кислород в планетарные воздушные потоки. А огромные белые пространства снега и льда на северной и южной оконечностях Земли отражали солнечный свет в атмосферу, охлаждая всю Землю как гигантский кондиционер.
Таким образом процветающее биоразнообразие голоцена способствовало установлению умеренных температур на планете в целом, и живой мир вошел в мягкий, надежный ежегодный ритм – в сезоны. На тропических равнинах сезоны дождей и засухи менялись как по часам. В Азии и Океании ветер менял направление ежегодно в одно и то же время, принося необходимые муссоны. В северных регионах в марте температура поднималась выше пятнадцати градусов Цельсия, что вызывало наступление весны, и оставалась высокой до октября, после чего падала, и наступала осень.
Эпоха раннего голоцена была нашим садом Эдема. Ритм ее сезонов был настолько надежным, что мы как вид получили все возможности для развития и с успехом ими воспользовались. Почти одновременно со стабилизацией окружающей среды группы людей, живших на Ближнем Востоке, стали уделять меньше внимания сбору растений и охоте на животных, переходя к совершенно новому образу жизни. Они начали вести хозяйство. Это изменение не было намеренным. И происходило не по плану. Путь к земледелию оказался долгим, полным случайностей, в котором большую роль сыграла удача, нежели прозорливость.
Территория Ближнего Востока обладала всеми характеристиками, необходимыми для появления таких счастливых случайностей. Она располагается на стыке трех континентов – Африки, Азии и Европы, поэтому на протяжении миллионов лет различные виды животных и растений со всех трех так или иначе попадали сюда и находили себе тут пристанище. На склонах холмов и в речных поймах возникали колонии таких растений, как дикие предки нынешних пшеницы, ячменя, нута, гороха и чечевицы, – все эти виды дают семена настолько богатые питательными веществами, что способны переживать продолжительные сезоны засухи. Эта съедобная мелочь должна была каждый год привлекать людей. Если они могли собрать семян больше, чем требовалось непосредственно в данный момент, они, подобно некоторым млекопитающим и птицам, безусловно, запасали их, чтобы съесть зимой, когда пищи становилось мало. В какой-то момент охотники-собиратели прекращали кочевничество и оседали на одном месте, уверенные, что запас семян обеспечит их пищей, когда что-то иное добыть станет проблематично.
Этот регион был естественной средой обитания дикого крупного рогатого скота, коз, овец и свиней. Изначально их добывали для пропитания в природе, но через несколько тысяч лет после начала эпохи голоцена люди сумели их приручить. И в этом процессе перехода от дикого к домашнему состоянию, разумеется, было множество промежуточных и, скорее всего, непреднамеренных этапов. Поначалу охотники убивали самцов, оставляя и охраняя самок, дающих потомство, чтобы увеличить поголовье. Свидетельства этому найдены учеными, изучавшими останки костей животных на местах древних поселений. Люди могли также отгонять хищников и даже обходиться без мяса в определенные периоды года, чтобы сохранить дикие стада. В конце концов, они стали не только отлавливать животных, но и держать их при себе живыми длительное время, даже заниматься их разведением, неизбежно проводя селекцию, оставляя тех, чье поведение оказывалось менее агрессивным и более толерантным.
Со временем ко всем этим достижениям прибавлялись другие инновации: строились сооружения для хранения зерна, прокладывались ирригационные каналы, возникло пастушество, обработка почвы, ее удобрение внесением навоза. Наступила пора агрикультуры. Вероятно, сочетание стабильного климата эпохи голоцена с появлением таких разумных и изобретательных существ, как наши предки, сделало практически неизбежным переход к земледелию и скотоводству. Можно сказать наверняка, что привычка к ведению сельского хозяйства сформировалась независимо как минимум в одиннадцати отдельных регионах по всему миру. Постепенно сложился очень широкий диапазон сельскохозяйственных культур, в том числе хорошо знакомых нам картофеля, маиса, риса и сахарного тростника, а также домашних животных, таких как ослы, куры, ламы и пчелы.
* * *
Сельское хозяйство преобразило отношения между человеком и природой. Мы в очень малой степени окультурили дикий мир, научившись очень скромно контролировать окружающую среду. Мы строили стены для защиты растений от ветров, укрывали прирученных животных от солнца, высаживая деревья. Используя навоз, мы удобряли земли. Урожайность зерновых культур мы обеспечили, доставляя на поля влагу из ближайших рек и озер по искусственным каналам в периоды засухи. Мы удаляли растения, которые конкурировали с теми, что мы считали полезными, и покрывали склоны холмов другими – к которым испытывали особое предпочтение.
И животные, и растения, которых мы отбирали, тоже менялись. Поскольку мы защищали травоядных, им больше не требовалось постоянно быть начеку, опасаясь нападения хищников, или сражаться за самок. Мы пропалывали участки земли, чтобы полезные нам растения могли произрастать без конкуренции с другими видами и свободно получали необходимые им азот, воду и солнечный свет. Они начинали давать более крупные зерна, фрукты и корнеплоды. Животные, поскольку мы избавили их от необходимости быть настороженными и агрессивными, становились более послушными. Уши опустились, хвосты завились кольцами, они продолжали тявкать, блеять и повизгивать, даже становясь взрослыми, – вероятно, потому, что во многих смыслах оставались вечными детьми, которых кормили и защищали мы, их суррогатные родители. Да и сами мы из вида, который формировался природой, превращались в вид, овладевший способностью формировать другие виды в угоду нашим потребностям.
