Питчер бросил пик-офф
[26] на первую базу. Тим протянул руку, чтобы коснуться раннера, и ударил мальчика сильнее, чем было необходимо, сбивая его с ног и выводя в аут
[27]. Это был грязный приём, не делающий чести участнику игры всех звёзд. О, но вполне разрешённый. Как в своё время говорил Лефти: «В любви, войне и бейсболе все средства хороши».
Толпа взвыла, и Тим рассмеялся. Он смеялся, как гиена. Как Лефти Лонган.
На самом деле он смеялся целых три иннинга. А когда не смеялся – пускал солнечных зайчиков в глаза аутфилдеров противника своими зеркальными очками. Чудесный день на бейсбольном поле. Беги-беги-беги, господин Лефти. О, простите. Я хотел сказать, господин Тимоти.
Внизу четвёртого иннинга Тим вышел на позицию бэттера для своего второго – и последнего – удара. Он сделал сильный замах на первую же подачу, бита вылетела из его рук и полетела, вращаясь, к питчерской горке, где чуть не ударила питчера по голени. Эй, такое бывает. Биты выскальзывают. Вы не можете ничего доказать. Но, если заглянуть в бейсбольные книги рекордов, можно было увидеть, что Лефти Лонган в своё время делал то же самое.
У ампайра закончилось терпение, и он, как и обещал, заставил Тима выйти из игры. Это было как раз вовремя: тренер Андерсон собирался сделать то же самое.
Тим схватил со скамьи ловушку Лонгана, своего последнего друга, и пошёл через поле; со всех сторон доносилось шипение. Он прошёл, казалось, много километров, прежде чем перейти в бег. Пробежка вышла не очень-то грациозной, но это и к лучшему. Сейчас он бежал как настоящий Тим. И всю дорогу он думал о тех отвратительных вещах, которые он совершил. О ссоре с Уиллой. Как всегда, она оказалась права. Всё дело было в перчатке, не в самом Тиме. Ловушка была воплощённым злом.
Когда Тим наконец замедлился, чтобы забрать свои вещи, он вдруг обнаружил себя посреди старой парковки. Тут не было машин, только трава росла из трещин между плитами. Где он? Тим вздрогнул, когда понял это. Он стоял у блошиного рынка, где впервые встретился с проклятой ловушкой.
Тим прошёл через главные ворота и обнаружил, что стоит на бейсбольном поле. Он пригляделся к табло у правой трибуны. Надписи, выцветшие от солнца, ещё можно было разобрать. Нет, такого не могло быть. Невозможно. Дата на табло гласила: 17 июля 1955 года. Сердце Тима пропустило два удара. День игры всех звёзд, на котором Лефти Лонгану не суждено было сыграть – впрочем, это не помешало ему произвести фурор на поле.
Из дребезжащих громкоговорителей стадиона грянули звуки органа. Та-да-да-даааа!
– Вперёд! – закричал органист. Тим смог разглядеть его черты с поля. Это был славный парень Расти Маккаллум, мёртвый уже двадцать лет. На трибуне восседало то, что от него осталось. Старые косточки играли на ветхом органе.
Начала собираться толпа. Трупы рассаживались на трибунах, держа в руках шарики и плакаты, поднятые повыше над головами. Кошмар посреди белого дня.
Пора было убираться оттуда, и побыстрее! Тим бросился было к выходу, но игроки, выходящие на поле, преградили ему путь к спасению. Их было восемь, все в разной форме, и каждый из них в своё время участвовал в игре всех звёзд. Сейчас их вряд ли можно было назвать людьми. Они скорее были скелетами на разных стадиях разложения. У некоторых не было ног, и они ползали по земле, как слизни. Другие красовались открытыми рёбрами, проветривая свои гниющие внутренности.
Тим попытался воззвать к их, кхм… лучшим сторонам:
– Вы всё неправильно поняли. Я не должен здесь находиться! Я даже не звезда!
Но шаркающим кускам разлагающейся плоти было не слишком интересно, что он пытается им сказать. Они просто продолжали наступать, оттесняя Тима к первой базе. Выхода не было. Он не мог сбежать. Сейчас он был частью команды. И тут настало время…
– Плэй бол! – закричало существо позади кэтчера. Это был ампайр, который выглядел так, что его описание могло бы отбить у тебя тягу к сладкому на год вперёд.
На позицию вышел бэттер – груда костей в потрёпанной форме «Девил Рейс», Лефти. В его правой руке, – единственной, что неудивительно, – была зажата луисвилльская
[28] бита. Он указал толстым концом на Тима, который с удивлением обнаружил себя защитником первой базы. На игре всех звёзд постоянно происходят необычные вещи. Особенно когда там играют мертвецы.
– Верни мою перчатку, – забулькал он замогильным голосом. Видимо, на нём сказалась виселица – дикция была просто ужасна.
Тим изо всех сил попытался сдёрнуть ловушку, но та сидела как влитая, словно пришитая к руке. Он тянул снова и снова, крича с каждой попыткой, но безуспешно.
– Она не снимается! – попытался объяснить Тим. Если бы только у Лефти остались уши…
Подгнившее нечто на питчерской горке – останки чьей-то правой руки – подало синкер
[29]. Лефти, составляющий единое целое с битой, как зомби со своей гнилью, отбил его без всякого труда. Мяч полетел прямиком к первой базе – лови на здоровье. Но Тим был слишком занят, воюя с перчаткой, и ничего не замечал. Мяч пролетел у него между ног и укатился в аутфилд.
Толпа сходила с ума, аплодируя своими костлявыми руками – клац-клац, – но ошибка Тима сейчас была меньшей из его проблем. Лефти, пыхтя, зашаркал к первой базе.
– Верни перчатку-у-у-у-у!
Зомби приближался к Тиму, неумолимый, как сама игра. И снова тот попытался объяснить:
– Она не снимается!
Но Лефти не принимал оправданий. Он был слишком твердолобым для этого. Буквально.
Тим бросил первую базу, пока Лефти не добрался до него.
– Верни перчатку-у-у-у-у!
Тим пробежал вторую базу, затем третью и был на пути в дом. Он планировал бежать дальше, к выходу, но тут нарушил первое правило раннера. Он обернулся. Одна крошечная ошибка, и Тим немедленно поплатился. Он споткнулся, упал, выставив руки перед собой, чтобы смягчить падение, и приземлился лицом в грязь. И тут, несмотря на всё случившееся, его охватило непреодолимое желание продолжить игру.
На счастье, в то же мгновение, как Лефти заковылял в дом, шорт-стоп – вернее, то, что от него осталось, – бросил мяч в сторону Тима.
– Верни перчатку-у-у-у-у!
Он выловил мяч из грязи, обернулся, словно собираясь отправить противника в тэг-аут, и закричал в дыру, где когда-то было ухо Лефти:
