И именно собаккубы шли по следу кота.
Были они почти метр высотой и примерно такой же длины. И были у них стройные, трехсуставчатые лапы и узкие тела. Ржавая короткая шерсть росла на них от шеи до хвоста, который заканчивался ядовитым шипом. Лысые головы более всего напоминали морды бульдогов, но не было доказано, что собаккубы выведены именно из этой породы. Короткие треугольные уши, плоская морда, мощная челюсть с клыками, похожая на пасть акулы. Только глаза у них и оставались собачьими. Круглые, желтоватые, с черной капелькой зениц. Взгляд Азора, что просит хозяина дать ему еды или приносящего ветку для нового броска.
Когда они заметили кота, то морды их стали меняться, сбоку выросли усы, становясь все длиннее и толще, начиная завиваться к носу, соединяться в корзинку, которая чем-то напоминала намордник. Вились, будто щупальца полипа, готовые прижаться к жертве и высосать из нее все тепло. Только потом собаккубы подкреплялись этими замороженными в лед телами.
Есть люди, которые могут убивать собаккуба так, чтобы на несколько секунд перед смертью вернулся пес. Скулящий, лижущий своему убийце руки, ожидающий приказа. Но большая часть охотников и солдат не выносили этого момента и старались застрелить тварей в их нынешнем виде.
Собаккубы гнались за жертвой: двое заходили с боков, третий гнался сзади.
По степи пошел вой. На зов этот откликнулась трава, заостряя свои края. На шерсти кота появилась кровь. Отреагировала земля, размякая под лапами посланника так, что те начали вязнуть в сыпучей пыли. Послушался воздух, разрежаясь и разогреваясь, чтобы отобрать у беглеца последние силы.
Кот понял, что не сбежит. Остановился, сжался, распушил шерсть. Собаккубы шли на него с трех сторон, порыкивая и напружинив хвосты. Кровь капала из их пастей, будто слюна.
Гонец не был новичком, таких не брали в военную переделку. В своей жизни на крышах он провел десятки поединков, хоть и никогда – с такими опасными врагами. Но он понимал, что единственная тактика, которая может принести успех, – это внезапная атака. Это всегда был хороший метод против городских собак и других котов. Даже если те не отступали, то, по крайней мере, давали время для бегства.
Поэтому кот прыгнул на ближайшего собаккуба, вздыбив шерсть и фырча. Даже дотянулся до того когтями, разорвав край уха. Но через миг уже лежал на земле, прижатый тяжелой лапой, белые зубы уже стискивали его голову.
Кот отчаянно мяукал, драл глотку и тело врага, но, похоже, это мало помогало. Остальные твари смотрели на схватку своими большими собачьими глазами.
Вдруг они заскулили. Погнали в степь, а через миг следом за ними бросился и третий их сотоварищ.
Гонец жалобно мяукал от боли и страха. Нервно лизнул болящий живот. А потом, как оно бывает с котами, вернулся к своим делам. Побежал к Новому Бобруйску.
И потому не увидел человека, который несколькими секундами позже оказался почти в том же самом месте, где разыгралась схватка. Пришелец был одет в слишком большой для него мундир из дембельского комплекта, тот защищали многочисленные магические знаки, вышитые на одежде и намалеванные на шлеме. С отчетливым усилием человек волок на себе большой рюкзак.
Худощавая фигура одиноко шла по степи.
14
– Ну, давай, давай! Подставь бревно! Сильнее! – кричал капрал Костоглотов, который принял командование над отрядом. Капрал Костоглотов закончил строительный техникум и два года Львовского политеха, а потому немного разбирался в инженерии. Кроме того, отец его был столяром и знал, как вколачивать гвозди. Одной рукой капрал мог поднять перечарованное бревно, которое едва могли нести двое нормальных солдат, что ставило окончательную точку на попытках оспорить его авторитет.
Потому, когда солдаты взялись за работу, офицеры отдали отряд под контроль лап и глотки Костоглотова. Сами же занялись укреплением лагеря и направились в патрули, а Удалов лично принялся готовить суп. Такое поведение совершенно не соответствовало уставу, зато было стопроцентно логичным. Каетан с удовлетворением принял тот факт, что рассудительные командиры на Востоке не слишком-то отличаются от своих сотоварищей по оружию в Западных Кресах. Идиоты наверняка тоже не отличались.
Сам он решил помочь при строительстве. Сбросил мундир, оставаясь только в футболке. Подождал минутку, чтобы коллеги могли все внимательно осмотреть: и узоры, вплетенные в материю, и татуировки, покрывавшие тело географа, и шрамы. Они не смотрели слишком пристально, но не вели себя и излишне сдержанно. Знали, кто он такой. И он заметил в их глазах привычные любопытство и восхищение, но также и характерный для опытных солдат скептицизм.
«Может, ты и прославленный географ, но там, у вас на Западе, легко стать кем-то прославленным. Эльфы делают за вас всю работу, а вы греете задницы в безопасных фортах и противостоите известному врагу. А настоящие мужчины сражаются тут, на Востоке, с силами столь непонятными, что даже эльфийские чары-мары мало помогают. Ну, поглядим, какой из тебя козак, брат, когда дойдет дело до чего серьезного».
Глаза могут быть куда выразительней языка.
– А это именно то? – спросил наконец один из солдат, указывая на подвеску на шее Каетана. – То славное нечто, что ты не хотел отдать королю эльфов?
– Ключ. Да, это Ключ, – кивнул Каетан. – Но не верь всему, что обо мне говорят.
– А эти зубки были недурны. – Другой солдат ткнул в полукруглый шрам, охватывающий правое плечо, грудь и идущий чуть ли не до самого локтя.
– Они кусали и выжигали тело. К счастью, над челюстями находилось трое глаз. И когда я их выколол, то они меня отпустили.
Солдат засмеялся: понятно, что такие рассказы он любил.
– В Геенне?
– В Геенне таких маленьких челюстей вы не найдете. А вот в Плане Кри – случаются. Мне пришлось перепрыгивать очень быстро, чтобы не утонуть.
– А в скольких Планах ты бывал? – Они уже были его, забыли о работе, окружили его полукругом.
– Могу вам официально сказать, что в шести.
– А неофициально?
– Неофициально? – Он заколебался. – В шести.
– Как это… – начал кто-то, но за его спиной возник Костоглотов.
– Шмакта, твою ж дивизию! – крикнул капрал. – Конец перерыву! За работу! До обеда мы должны перечаровать эту копну сена.
Бурча, они направились к куче свежесрезанной красной травы. Тут лежало несколько десятков стеблей, плоских, шириной полметра, длиной четыре. Их складывали по несколько, связывали медной проволокой, невесть откуда вынутой Удаловым. Потом Костоглотов принялся за свою работу. Он недаром учился два года во Львове. Неплохо разбирался в инженерии степи. Старательно произносил чары, что-то там напевая себе под нос. И хотя коллеги полагали, что ему стоило бы годок подучиться во львовской консерватории, магическое строительство работало. Листья выпускали отростки, соединялись, за четверть часа превращаясь в твердые жесткие балки, которые вполне пригождались для дальнейшей обработки при помощи пилы и топора. Капрал раскручивал проволоку и старательно чистил ее замшевой тряпицей. Потом без особых усилий поднимал балку и передавал ее двум, а то и трем солдатам, которые, посапывая и слегка напрягаясь, несли ее в сторону бетоноподобного выступа в земле. Сам Костоглотов непрерывно – разве что прерываясь на то, чтобы прикурить одну сигарету от другой, – окручивал следующие стебли.
