В ответ на чужое вторжение начала изменяться и сама степь. Трава вырастала и сплеталась, превращаясь в кудлатые заросли, а те – в деревья с низкими стволами и множеством веток. Туманостепь мутировала в псевдотайгу, защищаясь от нападения, но и собирая силы для ответа. Каких тварей она выплюнет из своих внутренностей, какие ловушки поставит? Каетан читал об экспедициях, найденных через много месяцев патрулями разведчиков – о людях, которые в полчаса умирали от голода после выхода из сферы ловушки, созданной тайгой. Или о солдатах, которые отошли по нужде на несколько метров от лагеря – и замерзли насмерть, хотя было лето. О строителях железной дороги, которые вдруг ложились рядом с рельсами и умирали от истощения, хотя были умелыми и сильными мужчинами. О патрулях, что возвращались на базы с тифом и туберкулезом.
«Полевая сила» – так называли это ученые. «Зоны», – говорили солдаты. Убийственные территории воздействия на человеческий организм, накладывающие на него слабости и болезни.
Были тут и обычные твари. Существа, порожденные Туманом, чаще всего – обычные животные, символы и машины, измененные, превращенные в дегенерированных и смертельно опасных существ. Но Каетан, как и большинство солдат, предпочитал сражаться с такими тварями, чем с Зонами. Твари могли иметь клыки и ядовитые шипы, атаковать эфирными когтями, сеять приказы ран и смерти – но от всего этого можно было защититься. Щит, рефлексы, меч, сила, эльфийская магия. В Зоне, если ты вовремя не поймешь, что вошел в нее, спасения нет. Она высосет из тебя здоровье и жизнь, уничтожит память или набьет тебе мозги страхом, отвращением к себе самому, фальшивыми воспоминаниями, от которых ты не сможешь защититься. Она вырежет возможность ощущать радость, подъем чувств и даже оргазм. Можешь вернуться из патруля домой и только через несколько недель понять, что ты навсегда остался калекой – физическим, духовным, эмоциональным.
Естественно, люди обучались Туману. Сейчас они умели защищаться от его смертельных творений. Каждый солдат имел личную откалиброванную судьбусоль, ловящую признаки угроз; перед новыми экспедициями туда сгружали новые данные, перечаровывая их. Вот только, как и в случае борьбы с компьютерными вирусами, судьбусоли могли найти только известные угрозы, а степь продолжала генерировать все новые, множащиеся, эволюционирующие, движущиеся между локациями.
Но пока оборудование Каетана не давало знать ни об одной серьезной опасности. С мелкой агрессией, вроде тянущихся к человеку хищных ветвей деревьев, атакующих из-под земли инсектов, пыльцы психовирусов, ослабляющих волю, – вполне справлялись нанокадабровые завесы без сознательного участия Каетана.
Он чувствовал движение и дыхание чужого существа. Оно было уже недалеко, шло медленно, явно уставшее, однако решительно продвигалось вперед.
Он направился по его следу и догнал через двадцать минут: настиг между стволами возносящихся к небесам тайгодеревьев, в тени их смертоносно-острых игл. Повалил на землю, заглянул в лицо, дотронулся рукой до щеки, а потом сопроводил в лагерь. Это была легкая охота.
Проблемы начались позже.
– Черт побери, что ты тут делаешь?! – орал Бобылин, а за его спиной сгрудились остальные солдаты, настолько же злые. – Женщина, как ты сюда добралась?! Ты им служишь?! Служишь, да?!
Она прыгнула к нему так быстро, что он не успел заслониться. Наперла всем телом, едва не опрокинув, схватила за волосы, ударила лбом в нос.
– Стой! – крикнул Каетан, двинулся к ним, но не успел. Бобылин ударил девушку в лицо, оттолкнул так, что она полетела на землю. Коснулся носа тыльной стороной четырехпалой руки, увидел кровь, выругался, снова накинулся на поднимающуюся с земли Александру.
Но на этот раз солдаты успели его поймать, придержать за плечи, успокоить. Он даже не рвался вперед слишком сильно.
Каетан помог Александре встать, но та его оттолкнула. Встала, тяжело дыша, разозленная, в слишком большом мундире мужа, со встопорщенными волосами, с лицом, измазанным землей и кровью.
– Ты сукин сын! – кричала она Бобылину. – Гребаный сукин сын! Скажи мне это еще раз, ну, скажи!
– Аля, успокойся. – Каетан хотел ее придержать за плечи, но она сбросила его ладони гневным рывком.
– Трёхнулась баба, точно трёхнулась. – До Бобылина только теперь дошло, что из его носа постоянно подтекает кровь. – Черт побери, ты что, с ума сошла, дура…
– Капрал Бобылин, смирно! – Крик Шернявского поставил солдата навытяжку. Капрал замолчал, замер, но все еще с неодобрением поглядывал на Александру. – Что вы тут делаете? Фамилия?!
Она спокойно дышала, внимательно смотрела на Шернявского, словно бы ища на его лице указаний – кто он и что может с ней сделать.
– Аля, ответь. – Каетан сделал шаг вперед, встал между девушкой и Бобылиным.
– Меня зовут Александра Мацеевицкая, – сказала она наконец. – Я не шпион. Я пришла тут за вами… за Каетаном… то есть за поручиком Клобуцким. Мой муж исчез, и я думала, что, возможно…
Шернявский словно только теперь заметил, что кровь залила уже весь низ лица Бобылина и начинает капать на землю.
– Вольно, капрал. Идите умойтесь.
– Слушаюсь!
– Ну, неплохо она вам вмазала… – проворчал Шернявский, и эти слова сняли напряжение. Кто-то засмеялся, кто-то фыркнул, на лицах солдат появились улыбки. Удивительно, но отреагировал даже Бобылин. Он повернулся к Александре и вытер лицо.
– И правда, очень неплохо. Прошу прощения.
– Принимается, – сказала она, поколебавшись мгновение, все еще напряженная.
– Как вы сюда добрались?
– Я шла степью. Вы оставили след.
– Знаем, но как вы его нашли? – повторил Шернявский.
– Я тут жила. Девять лет. Умею выживать.
– Понимаю. Прошу привести себя в порядок. У нас есть немного воды, чтобы помыться, можете воспользоваться. Потом решим, что с вами делать.
– Как это – решите? Я хочу идти с вами.
– Это военный лагерь, помните?
– Женщины служат в армии.
Шернявский улыбнулся, широко развел руки, посмотрел на товарищей.
– А вы видите тут хотя бы одну?
Она не могла увидеть. Женщины служили в армии Запада, но тут, на Востоке, из них формировались только отряды гражданской обороны и вспомогательные подразделения. В бой они шли только при необходимости.
Урка-хаи делали жуткие вещи с пойманными женщинами. Мужчин они пытали. Калечили. Убивали. Просто. Всего лишь. Женская судьба была куда хуже. Потому здесь они не служили – ни у местных, ни в польской армии, ни у балаховцев. Да, было несколько, которые нарушали устав. Переодевшись мужчинами, они отправились сражаться – из чувства обязанности, в жажде мести, от неумного желания стать ровней своим братьям в этой жуткой работе.
Жана Малевская. Толстая Крошка. Одноглазая Татьяна. Лорелей. Малая.
