Тогда географ нанес последний удар, зачерпнул из ринграфа последнее дыхание Польши и выполнил последний жест силы, отталкивая нападавших. Усилил котов, спрятал меч в ножны, поднял руки и принялся растягивать завесу из флажков.
Урки бросились к нему со всех сторон, но ни один не мог к нему прикоснуться.
Пахан устремил свои белые, с гранатовыми точками татуировок вместо зрачков глаза на географа. Он словно понимал, что ценнейший из трофеев может сейчас сбежать от него, спрятавшись в защитном коконе. Разводчик широко раскрыл рот: так, что блеснули два ряда золотых зубов. А потом ударил кулаком в воздух перед собой.
За миг до потери сознания Каетан подумал, что он совершил ошибку.
Возможно.
18
Когда он очнулся, то не знал, светает или опускается ночь. Было темно, солнца не видно, но небо ярилось красным заревом, что пробивалось сквозь густые тучи. Каетан лежал навзничь, с широко раскинутыми руками и плотно сдвинутыми ногами, припав к земле. Тело затекло и болело. Некоторое время он лежал неподвижно, проверяя, не вызовет ли его пробуждение какой-то реакции окружающего мира.
Не дождавшись, чуть повернул голову. Увидел вдали несколько неясных фигур. В полумраке не сумел понять, кто это. Или – что. Не чувствовал с их стороны никаких эманаций силы, чувств или мыслей, словно его отделяла от всего невидимая стена. Каетан осторожно пошевелил пальцами рук и ног, почувствовал под спиной навершие Клыка, на боку – кобуру пистолета.
Похоже, он цел.
Каетан проговорил молитву.
Потом запустил тестирующие мантры. Те пробежали по его душе, просканировали разум, оплели тело. Казалось, он цел и здоров и никакая враждебная магия не угнездилась в нем. Хорошо.
Все же это был рассвет, небо начало светлеть. Солнце вставало за головой Каетана, потому он не мог его увидеть. Ноги мужчины указывали точно на запад. Слишком точно, увы, поскольку это означало, что его положили так специально.
Он попытался встать, но сумел только чуть шевельнуться. Словно был червяком, приклеенным к столешнице жевательной резинкой. Тело, руки – за исключением ладоней, – ноги до самых пяток были прилеплены к красной земле: размякшей, липкой, вязкой.
Наконец просветлело настолько, чтобы приглядеться к существам, которые, похоже, уже заметили его пробуждение и подошли ближе. Это были урка-хаи. Плохо.
Урки подходили медленно, осторожно, со страхом. Это давало надежду.
Он услышал знакомое порыкивание, на его лицо пала тень. Большой кот вынырнул из ниоткуда и встал у ног своего хозяина и создателя. Энписная пантера, черная убийца, зарычала на приближающихся урка-хаев. Теперь Каетан почувствовал присутствие и двух других боевых котов.
Это придало географу смелости, он принялся бормотать мантры, генерировать нанокадабровые клинки, которые должны были отрезать его от земли и вернуть свободу движений. Некоторое время ему даже казалось, что он может двигать правой рукой, но потом он почувствовал жгучую боль, что парализовала все тело. Последним звуком, который он услышал, был рык котов. И снова потерял сознание.
Когда он опять открыл глаза, ничего не изменилось: разве что солнце стояло уже в зените – к счастью, закрытое тучами так, что оно не грело слишком сильно: было ярким лишь настолько, что чуть слезились глаза. Из-под полуприкрытых век он, однако, мог видеть все, что происходило в лагере, и анализировать свое положение.
Ему удалось офлажковаться. Всю силу он сосредоточил в барьере, который отделял его от мира и нападавших, защищал, даже когда Каетан потерял сознание. Ни один враг не пройдет сквозь блок. Но полностью защитить себя он не сумел – приказ пахана сбил его с ног и привязал к земле. Наверняка степь теперь станет высасывать его силы и заражать тело флюидами Тумана. А когда Каетан обессилеет и не сумеет поддерживать барьер – урки атакуют.
Сама защита была невидимой, хотя и преломляла свет, расщепляя его так, что местами вспыхивали красные отблески – как флажки, очерчивающие границу. Внутри кружили три энписных кота географа, нанокадабровые эманации его воли и боевого искусства.
Каетан все еще не понимал, отчего он не погиб. Возможно, разводчик сознательно лишь обездвижил его, оставив в живых для каких-то урковых ритуалов. Или же он сам хочет черпать из Каетана, а потому сперва обездвижил его, словно паук – муху. Может, географ просто заинтересовал пахана – происходил с Запада, владел странной магией и артефактами, представлял неизвестную угрозу, но был и ключом к новым странам и набегам. Может, пахан собирался посовещаться с вождями других орд?
К счастью, существовала и другая возможность. Перед тем как потерять сознание, Каетан запустил своих боевых котов и активировал защитную магию. Может, пахан просто не сумел ее проломить, и его сил хватило только на то, чтобы обездвижить человека и отрезать его от внешних раздражителей.
Осторожно, чтобы не вызвать снова парализующей боли, Каетан попытался оторвать от земли пальцы левой руки. О да, ведь пальцы можно сложить в боевые знаки, сконцентрировать силу. Пальцы могут атаковать и защищать. Кажется, урка-хаи об этом не знали.
Он подумал об Александре. Почти силой втолкнул ее в убегающую с поля битвы «Росомаху». Она кричала, просила и проклинала, но потом сдалась и, плача, дала погрузить себя в люк. Теперь же Каетан чувствовал беспокойство, поскольку вдруг понял, отчего в лагере нет пахана и большей части орды. Они наверняка отправились в погоню за «Росомахой». Транспортер имел больше двух часов преимущества и при нормальных условиях оказался бы быстрее урков, едущих на дракковских тачанках, но степь наверняка притормаживала движение машины, постоянно атаковала и, как знать, может, даже путала дорогу.
Каетан понял, что должен спешить. Если он должен вступить в бой, то нужно сделать это сейчас, когда в лагере осталось немного урка-хаев, причем без вождя, а большая часть пленников еще живы.
Потому он принялся миллиметр за миллиметром освобождать пальцы, закусив губы, когда боль пронизывала тело. Словно он прирос к земле живой кожей и сейчас приходилось подрезать ее тупым ножом.
Слишком медленно. Магия пахана держала крепко.
Он дергался, извивался, кусал губы и следил слезящимися глазами, что урки делают с его товарищами.
Пленников было десятка полтора – Каетан не мог посчитать точно. Слишком много движения, танцев, ходьбы, кружения. Он не узнавал их с такого расстояния, но наверняка с каждым из них успел обменяться некогда хотя бы словом. И они об этом помнили. Смотрели на него, что-то кричали, пытались защищаться. Он не слышал их голосов, не чувствовал их боли. Но все равно плакал.
Сперва людей вычерпывали.
Урка-хаи состоят только из того, что забрали у других. Где-то там, в глубине, возможно, еще осталась основа человека, конструкт, который превратился в чудовище под влиянием Тумана. Но все остальное у них – краденое.
