Воины срывали с пленников одежду, натягивали ее, пусть бы и только порванные в клочья тряпки, прикалывали материал к телам маленькими ножичками, пришивали к коже иголками. При этом они били людей, пинали, валили на землю прикладами автоматов.
Это было начало. Скоро на земле лежали окровавленные голые мужчины. С руками и ногами, связанными за спиной так, чтобы тела выгибались в мучительных унизительных муках.
Урка-хаи схватили одного из пленников, потянули поближе к Каетану. Хотели, чтобы тот смотрел – и знали, где его поставить, чтобы он видел лучше всего.
Бросили кровавый сверток на землю, почти у границы защитного барьера. Боком, чтобы показать лицо. Каетан узнал рядового Быкова, молодого парня, который расспрашивал его о других Планах и рассказывал, что хотел бы в них путешествовать. Теперь он тяжело дышал, несколько его ран кровили, у него, кажется, были сломаны ноги, потому что выгибались под ненормальным углом.
Его окружили четверо. Орали песню власти. Концентрировали магию.
Каетан все еще ничего не слышал.
Урки же взялись за человека.
Первый забрал глаз. Погрузил когтистую ладонь в лицо парня, вытянул глаз, словно бы тот был камешком, не слишком хорошо укрепленным в стене. Сунул себе в глазницу на место своего.
Второй взял правую ладонь. Третий – член. Четвертый – нос.
Солдат открывал рот в крике жуткой боли, а они забрали его зубы, каждый по одному, на память.
Каетан не выдержал. Толкнул котов, которые с рыком бросились на урка-хаев. Воины отпрыгнули от парня с явным испугом, но сейчас же вернулись, потому что, хотя энписы ударили в барьер со всей силой, которую Каетану удалось извлечь из себя, но не сумели его пробить. Заскворчали выжженные нанокадабры. Уже через миг коты отстроились, повторили атаку, но и она осталась совершенно безрезультатной.
Барьер никого не впускал внутрь, но не давал никому и выйти. Наверняка пахан поставил вокруг флажков Каетана свои собственные завесы.
Подбежали другие урки, принялись угрожать, стрелять в воздух, радуясь, глядя, как бессильно энписы раз за разом бросаются на барьер.
Молодой солдат все еще кричал. И все еще оставался живым, когда урка-хаи забрали его второй глаз, фрагмент черепа и правую руку.
А потом схватили трясущееся тело и отнесли метров на сто дальше, так, что Каетан едва мог его рассмотреть – бросили в вырытую заранее яму и закопали Быкова живьем.
Не теряя времени, принесли поближе к Каетану следующего голого солдата и принялись забирать у него части тела, вправляя их потом в собственные организмы, включая в свою кровь, в легкие, мозг и мышцы. Чтобы потом закопать несчастного в красной земле.
Когда они принесли третьего, Каетан задрожал. Урка-хай, который нес солдата, был высоким, плечистым, в относительно свежей одежде, не слишком еще измененный. Географ узнал его лицо по снимкам. Это был Альберт Мацеевицкий, пропавший без вести муж Александры.
Они издевались над пленниками до вечера так, что никто не остался в живых, кроме него, Каетана Клобуцкого, географа, героя Запада, который здесь, на Востоке, сумел спасти себя, но не своих товарищей.
Он больше не пытался форсировать барьер, молился за парней, молился за себя и миллиметр за миллиметром освобождал пальцы из магических оков.
Он не был голоден. Ему хотелось пить. Он мочился под себя. Кажется, заснул на какое-то время.
Посреди ночи вернулся пахан и остальная орда. Триумфально несли куски от «Росомахи», волокли несколько пленников, на многих были фрагменты новых мундиров, а правая половина лица пахана была взята от Удалова.
19
Муфаса, самый большой из котов, лизал Каетана в руку, чуть успокаивая боль – холодные мурашки той пронзали кости, текли по венам к сердцу и к мозгу. Инфекция явно усилилась после возвращения пахана, словно красная земля радовалась тому, что разводчик снова ступает по ней, и потому закачивала в человека все больше яда.
Вождь орды только раз приблизился к защитному периметру. И тогда барьер на короткий момент раскрылся. А может, это излучение разума урка-хая оказалось настолько сильным, что пробилось сквозь него. Даже коты это почуяли, потому что, явно нервничая, начали скалить клыки, охаживать себя по бокам хвостами, кружить вдоль офлаженной границы так, чтобы каждый раз кто-то из них да закрывал Каетана от твари из Тумана.
Это не был разговор сознаний, не было телепатического диалога. Скорее, эмпатический проблеск, в котором Каетан на миг увидел разум из клинков и крови. Холодную глотку, готовую пожрать и переварить любое существо, неважно – своего подчиненного или врага. Каетан знавал много чудовищ, сражался с ними на Западе, но пахан происходил из другого порядка реальности, чем помет балрогов. Мысли йегеров были как хирургический набор инструментов психопата: сверкающие ланцеты ровно разложены в своих отделениях, каждый служит своему заданию, используется, чтобы реализовать цели Черных, пусть бы ею оказалось всего лишь секундное удовольствие от причинения боли. Разум разводчика, насколько Каетан мог его познать при коротком контакте, был вертящимися ножами мясорубки: постоянно в движении, в притворном хаосе и постоянно же голодным и жаждущим.
Психику йегеров, изуродованную симбиотическими червями, стягивала пряжка службы, постоянно выжигая в них болезненные приказы балрогов. Побуждениями пахана управляло короткое наслаждение, желание поглощать все новых людей, жажда питать Туман… Чем – этого уже Каетан не понял, потому что импульс единения начал угасать, словно урка-хай понял, что его сканируют, и закрыл сознание. Но прежде чем завеса опустилась окончательно, Каетану показалось, что он нащупал обрывки мыслей, которые касались его собственной персоны: странную смесь испуга, интереса и вожделения.
Разводчик понимал, что он повстречал существо другого рода, чем те, с которыми ему пока что приходилось сражаться. Хотя Каетан не был первым солдатом армии Запада, который погружался в Туман, но наверняка он был единственным, который ранее в своих странствиях достигал границ Геенны и видел логова балрогов.
Вдруг географ понял, насколько опасной для всего Королевства может оказаться эта его миссия. Если урки познают магию балрогов, если каким-то образом установят связь с Черными… Да, это, несомненно, интересовало пахана, он хотел выжать из сознания Каетана все воспоминания и рассказы о Западе. И одновременно – боялся. Он узнал силу Клыка, неизвестную ему мощь, над которой едва сумел взять верх здесь, в сердце своих владений. Он пленил Каетана, но не сумел его победить, уничтожить кадабровые щиты и энписов-защитников. Ну и Ключ Перехода. Пахан вожделел артефакт, он чувствовал его вибрации и, кажется, понимал возможности, которые дает этот инструмент. И вместе с тем не понимал. И он боялся, что Каетан при угрозе сбежит в другой План.
Именно так Каетан прочитывал и интерпретировал мысли вождя урка-хаев, хотя и понимал, что он точно спелеолог, который пытается исследовать пещеру в абсолютной темноте, считывая ее форму по эху падающих капель воды. Мог и ошибаться.
