Ездок поспешно направил коня на правую полосу. Его татуировки силы были достаточно сильны, чтобы коллапсировать с нанокадабрами машины, а это обычно заканчивалось для Роберта сыпью… А разве человек, который по-настоящему любит, может ходить с сыпью на спине? И не только там?
Он повернул на Свянтокшисскую, и впереди уже вставали ворота зоны Северного Дворца. Шутки закончились – он вступал на одну из наиболее охраняемых территорий в Польше. Соскочил с коня, согласно процедуре произнес декодирующее заклинание, а когда к нему подошли закованные в сталь и вооруженные мечами стражники, подал им свою идентификационную пластиковую карту.
– Кадет Роберт Гралевский. Меня вызвали.
– Есть подтверждение. Входите, – сказал гвардеец, симпатично улыбаясь. Наверняка был болен.
* * *
Внезапно открывшимся дверям кабинета Огальфина почти удалось рандеву с лицом Роберта. Гралевский в последний момент сделал полшага в сторону. Сперва в коридор выскочили двое полицейских, за ними, ведомый еще двумя, вышел скованный мужчина. Молодой, остриженный налысо, с кудлатой бородой, в ярко-апельсиновой футболке с тремя напечатанными на ней профилями – Ленина, Гитлера, Че Гевары, – над которыми вставало Око Саурона. Узник остановил взгляд на молодом кадете. По какой-то таинственной причине, известной только его больному разуму, решил поделиться с ним своими мыслями на тему мира.
– Прочь монархию! Прочь эльфов! Да здравствует социал-национализм!
Стражники не запрещали ему сеять пропаганду, но решительно направили его в сторону лифта. Роберт вошел в кабинет эльфа.
Когда Огальфин нервничал, говорил он не совсем так, как подобает должности коменданта Корпуса Охраны. И не как подобает его возрасту – а было ему уже четыреста лет.
– Что, уже никого не убивают просто ради денег?! – орал он, прохаживаясь вдоль стены. Мундир его был безукоризненно наглажен, эполеты – сверкающими, а стрелки брюк отутюжены так, словно по ним проехал дорожный каток. Мизерикордия при каждом шаге постукивала о бедро. Ножны со стилетом были золочеными, чудесно украшенными и наверняка стоили целое состояние. У эльфа было гладкое лицо, перечеркнутое морщинками ровно там, где необходимо, чтобы произвести впечатление солидности и опыта. Смолянистые густые волосы коротко пострижены, а острые уши – украшены серьгами звания. Происходил он из одного из наисвятейших родов, что обитали в этой части Европы, родственного с властителями многих прочих стран. Даже когда эльф напивался или ругался, то делал это на высшем уровне.
Во времена Затмения Огальфин командовал Подляским Отрядом. Начал и выиграл четыре битвы. Занял половину Польши, Чехию и кусок Словакии. Теперь командовал здесь, а приступам ярости уступал, лишь когда бюрократия занимала у него больше времени, чем преследование бандитов.
– Трупы, трупы, понимаю, что порой без этого не обойтись. Понимаю, хотя не одобряю и преследую. Секту, зараза, создали, провели ритуальное убийство. А король, да будет он благословенен, мне говорит, что епископа беспокоит подъем интереса к сектам, странным культам и магии! Магии, понимаешь, парень? Это воистину удивительно, что люди интересуются магией… Ох, добрый человек этот наш епископ, воистину добрый, но порой как скажет чего… Говорю тебе, парень, у меня уже план по ритуальным убийствам превысил прошлогодний на двадцать процентов. Или никто уже, черт побери, в этой стране не может совершить простого убийства ради денег? Ну и король, будь он благословенен, жаждет объяснений. И процессов. А я ведь ему этого не выколдую, парень, разве нет?
Огальфин тяжело сел в кресло за своим столом, откинулся, запрокидывая голову на спинку, и принялся таращиться в потолок, словно мог увидеть там что-то новое вместо того же, что и всегда, плафона. А это означало, что фаза возбуждения проходит и что через минуту-другую начнется тяжелая работа. Роберт переступил спящую на полу меморскую черепаху (эльфы любили меморских черепах – очередное доказательство того, что их чувство эстетики обладало своими постыдными пространствами).
– Ты запомнен, – проинформировала черепаха, на миг выставляя голову из панциря. – Реестр: верхняя дельта, черная секция, код шесть-восемнадцать-а, би, пи.
– Как мило с твоей стороны, – ответил Роберт, присаживаясь подле Огальфина. – Что происходит, комендант? Зачем вы меня вызвали?
– Потому что у меня наконец-то есть для тебя задание, о каком ты меня просил. Поездка за город. Мы зарегистрировали эманацию в районе Зоны.
– Что там?
– Артефакт. Спутники выявили его в старом зеленогурском воеводстве. Всего-то десяток-другой километров за Зоной, но уже на пространствах внемагических, контролируемых Маркой. Наверняка какой-то селянин нашел в лесу амулет или ринграф времен Затмения. Или подстрелил зверя, испытавшего влияние Зоны, и теперь у него дома кучка магических костей, накачанных фагами. Эманация не слишком сильная, но наши техники утверждают, что выжмут из того предмета немало силы. Мы должны его добыть, прежде чем противник поймет, что и к чему. Для тебя это прекрасный случай потренироваться в Зоне.
– Какой отряд?
– Пойдешь ассистентом Хардадиана Сильной Руки. Полагаю, ты его пока не знаешь. Прекрасный воин. Прибыл в Польшу три года назад и до этого времени практически все время сидит в Зоне. Даже Варшаву толком не посетил. При случае ты можешь немного подучить его языку. Ну, хватит этой болтовни. Инструктаж через час, отправляешься сегодня.
3
Младшие сестры – они как простуда: всегда пристают не вовремя. Каетан Клобуцкий вполне принимал эту сентенцию, высказанную ему некогда одним из запойных бывальцев трактира «Под Шишкой». Мужчина тот, кажется, говорил о жене, от которой как раз дергал прямиком через поле старостовой капусты. Тут и наткнулся на рвущего зеленые кочаны Каетана. Принеся друг другу взаимные обещания вечно хранить тайны и братство и обменявшись несколькими наблюдениями, касавшимися тягот жизни, оба они занялись своими делами: один – бегством от супруги, второй – как ни посмотри – воровством.
Случилось это три года назад, но с каждым прожитым днем Каетан все сильнее ценил совет опытного мужчины. В остальном время мало что изменило в жизни паренька. Разве что черты отца почти стерлись из его памяти, а мать все сильнее уставала, и ей все сложнее было трудиться на полях. К счастью, он уже подрос и мог помогать ей в поддержке семьи, то есть матери, себя, четырехлетнего братишки Яся и восьмилетней сестры Доротки. Именно той Доротки, появление которой на полевой тропке склонило запыхавшегося Каетана к воспоминаниям и рефлексии.
У него не было времени. Он уже пробежал часть дороги, еще больший кусок ее ждал впереди, а что хуже всего: цель его представляла собою тайну. Бывшую, как оказалось, тайну, поскольку маленькая дотошная Дорота сумела предвидеть, где искать старшего брата. Наверняка следила за ним ранее, когда он ночью выбирался из дому. А может, это лишь случайность? Эта спасительная надежда на миг заглушила беспокойство.
Он остановился, тяжело дыша, глядя на сестру. Она была невысокой и для своего возраста мелкой. У нее были длинные, светлые, заплетенные в косички волосы, грязные ноги, оцарапанные лодыжки и колени. Девочка стояла посреди леса, одетая в серое, многократно стиранное платье, совершенно одна, похоже, дожидаясь именно его.
