– Как это – неудача? – удивился Хардадиан.
– А ты не подумал, отчего они поставили этот проклятый ветряк как раз на нашем пути? Может, они ожидали, что мы рискнем отправить отряд за артефактом? Может, они уже ждут нас там?
– За это я бы не переживал, – ухмыльнулся эльф. – На самом деле эта застава тут не находится.
– Как это – не находится? А что я вижу перед собой? Киоск с мороженым?
– Это просто иллюзия. Если бы мы вышли из леса в пяти километрах дальше, то все равно увидели бы ее. Она есть всюду, на всей широте ограды, и одновременно нигде. Но если кто наткнется на барьер, то всегда увидит это строение.
– Но это же бессмысленно…
– Что бессмысленно? Почему бессмысленно? – возмутился Хардадиан. – Это как с теми вашими, ну, теми… электронами. Они находятся в каждом месте атомной оболочки лишь статистически. Но когда в нее бьет фотон, то оказывается, что электрон как раз торчит в этой точке. Весь твой мир выстроен из таких абсурдных частичек, а ты говоришь, что честная магическая ограда невозможна! Естественно, если завесу балрогов можно называть честной магической оградой.
– Ладно, и что мы делаем? – Роберт не слишком собирался вдаваться в размышления о квантовой и магической физике. Не понимал ни той, ни другой, хотя обе прекрасно показывали себя на практике.
– Обходить будет слишком долго. Да и этот лес не слишком безопасен. Можем наткнуться на разные препятствия. Насколько далеко мы от цели?
– Последние записи со спутника, какими мы могли воспользоваться, локализовали артефакт за десять километров от этого места.
– То есть примерно пара часов. Вертолет?
– Будет тут через четверть часа после вызова.
– Тогда вопрос: как далеко йегеры? И как быстро нам удастся установить точное местоположение артефакта?
– Ты что, хочешь…
– У нас нет другого выхода. Мы должны проломить забор. А потом бежать так быстро, сколько найдется сил в том благородном месте, откуда растут ноги.
* * *
Окруженные магическими барьерами, эльф и человек крались от дерева к дереву, прятались за кустами, ползли по высокой траве. Роберт, как всегда в подобных ситуациях, чувствовал себя не в своей тарелке – ему казалось, что его прекрасно видно, что стоящее в зените солнце выделяет его фигуру на фоне леса, что он заметен каждому охраннику. Инстинкт солдата заставлял его ждать в полумраке, неподвижно замерев под пологом листвы, маскируя лицо темными полосами. Другая же часть его сознания анализировала действо, в котором он принимал участие как главный актер. От всевидящего глаза их оберегали защитные заклинания – лучше любой маскировки из травы и веток. Но то, что оберегало их в одном спектре сканеров заставы, должно было оставлять отчетливый след в другом. Магическая броня раньше или позже вызовет настолько большую флуктуацию поля фагов, что та обеспокоит стражу. Пока что они приблизились к ветряку на полсотни шагов и все еще оставались незамеченными. Роберт получил еще одно доказательство того, с каким прекрасным специалистом ему пришлось работать.
Чем ближе они подходили к заставе, тем меньше та напоминала ветряк. На первый взгляд крылья ее имели шесть лопастей. Но если всматриваться внимательней, то оказывалось, что их у ветряка лишь четыре, а если смотреть еще внимательней – то три или же снова восемь. Они мерно вращались и были почти негативом настоящей мельницы – не ветер двигал их, а они возбуждали воздух. Сгущение фагов у крыльев возрастало до такого уровня, что порой там материализовались странные формы магических частиц. Чем дальше от ветряка, тем реже были такого рода разряды.
Саму заставу выстроили из черного дерева, лоснящегося, как эбен, без наростов, трещин или дыр от сучков. Идеально ровные, положенные крест-накрест бревна составляли призматическую, сужающуюся к крыше глыбу. На высоте трех метров здание опоясывала галерея – такая узкая, что тот, кто на ней встал, должен был бы прижиматься спиной к стене, чтобы крылья мельницы не отрубили ему нос. Пиноккио не чувствовал бы себя здесь слишком хорошо…
Над галереей – по крайней мере, на той стене, к которой они приближались, – находилось квадратное окно, обрамленное резьбой, что изображала существ с головами, число которых было больше, чем в среднем у земных животных. Других подробностей с такого расстояния было не разглядеть. Отверстие окна было чернее, чем стена, – за ним лежала густая, матовая тьма, обещающая бездны и тайны многомерного пространства, которые вызвали бы трепет научного наслаждения у любого тополога.
Они разделились. Роберт полз вдоль неглубокой, поросшей папоротником колеи, Хардадиан двигался справа от него, короткими перебежками от одних зарослей к другим. Наконец он остановился, дал знак, что дальше нет прикрытия. Снял лук из-за спины. Роберт аккуратно развел траву, прополз еще немного в поисках хорошей стрелковой позиции.
Вдох. Вдох. Вдох. Вдох. Вдох. Боевая мантра. Ритм. Концентрация.
Он произносил заклинания с мерным спокойствием, подчеркивая тоном нужные фразы, чтобы приспособиться к будущему сражению, что вот-вот начнется. Произносил инскрипции на языке, которого не знал и не понимал, заученные наизусть в Академии национальной обороны, вложенные в его сознание годами тренировок, отрепетированные потом практикой многочисленных боевых акций.
Мантры настраивали сознание на единую цель, упорядочивали мысли, отбрасывали прочь ненужные сейчас паттерны поведения и инстинкты. Взводили организм, резко повышая реакцию мышц, проводимость нервов, ясность взгляда. Наконец они выстроили вокруг его тела защитную броню – лучшую, какую только можно вообразить: прозрачную, легкую, не сдерживающую движений, но одновременно защищающую от обычного оружия и от магических разрядов. Роберт был теперь боевой машиной, способной противостоять как человеку, так и йегеру. Бой с балрогами – это дело эльфа. Но они не ожидали присутствия балрогов.
Хардадиан вскочил с земли. Звон освобожденной тетивы был как крик сокола. Серебристая стрела со свистом прорезала воздух, полетев к темному окну на стене ветряка. Эльф послал следом еще несколько стрел.
Первая – сгорела, прежде чем долетела до цели, как и вторая, но третья прорвалась сквозь барьеры и воткнулась в пасть окна. В единый миг ветряк сменил свой цвет на белоснежный, крылья замерли. Взрыв смешался с воплями защитников. Сквозь стены стали проступать фигуры стражников. Человекоподобные энписы Черных, моры, материализовались у подножия крепости. Некоторые, искалеченные взрывом внутри крепости, почти тотчас же распадались.
Те, кто пережил взрыв, на бегу формировали мечи и топоры. Мчались прямо на эльфа. Хардадиан стоял спокойно, раз за разом натягивая тетиву лука, на которой всегда появлялась новая стрела.
Затарахтел автомат. Роберт стрелял короткими очередями. Пули били в грудь энписам, но вред могли нанести только тем, кто почти успел материализоваться. Призрачных ликвидировал эльф.
Ни одно из созданий не сумело добраться до нападавших. Но они и не затем были созданы защитной системой заставы. Они должны были ослабить врага, нарушить и выявить его боевую ауру, разведать, каковы его истинные силы. За спиной умирающих солдат уже материализовались трое командиров, истинных защитников крепости, воинов расы, которую называли панцирями – четверорукие, защищенные магическими доспехами, вооруженные железными топорами. У них были человекоподобные тела, но на головах сверкали целые гроздья темно-синих глаз, похожих на паучьи, складывавшихся в узоры, характерные для каждого из кланов. Те, что находились здесь, были из Миттвохштамм, к которому принадлежала большая часть войск, которые вот уже долгие годы сражались с эльфами и людьми на старой польско-немецкой границе. Возможно, все трое помнили те времена: крови, страха и боли, темные годы, когда Европа превратилась в землю смерти.
