– Мы должны усилить мощность твоего сигнала, потому что не пробьемся к географу, – сказал Грендор Майхшак. – Он слишком далеко. Сконцентрируем твою эссенцию, сожмем ее до плотности, какой невозможно достичь в обычной передающей станции. Ты должен к нему прорваться.
Затем-то он, Роберт, и был нужен. Дальнобойные эфирные передатчики, которые использовали спутники, могли направить поток информации почти в любую точку на Земле, контролируемую людьми. Но сигнал должен был пойти в место, пусть не так уж и удаленное, но отделенное от Варшавы многочисленными магическими барьерами. Как самородными, что возникли из возмущений в основе мира во время старых войн, так и искусственными Завесами, что ставились в Геенне балрогами – черным заслоном, что покрывал половину континента. Проблемой было и то, что за такого рода трансмиссиями охотились инфожёры, фаговые ловцы, легко преодолевающие немалые расстояния. Эти конструкты технологии балрогов активно искали и перехватывали такого рода передачи. Вынюхивали потоки эльфийской магии, что вливались в Марку или в саму Геенну, как в старые времена соколы охотились за почтовыми голубями. Они были крайне опасны: не только отрезали адресата от сообщения, но могли также сообщения эти записывать, а порой и расшифровывать.
Естественно, поляки высылали в Геенну множество фальшивых сообщений. Да и у них были свои энигматроны, отвечавшие за информационную защиту границ – производимые в Лабендах
[14] в трех базовых типах: «Мариан», «Ежи», «Генрих»
[15].
Потому обычная передача с орбиты могла столкнуться – говоря по-человечески – с проблемами при необходимости дойти до адресата, который находился на территории Черных, за Завесами. Ей требовалось добавить эссенцию, силу человека, наложить на нее гармоническую частоту, которая заякорится на связующей магии адресата. Обычно для таких передач использовали сознание кого-то близкого – родителя, ребенка, любимого, хотя бы хорошего друга. Это делало возможным поймать цель в шуме миллионов существ. Ведомые аурой такой персоны, чароматы находили получателя, как самка пингвина находит своих птенцов среди тысяч птиц колонии. К тому же эмоции заботы и любви, гармонически наложенные на передачу, лучше защищали данные.
А если передающий и сам был солдатом, тем более разведчиком, его аура усиливала сигнал, придавала тому необходимые ловкость и опыт. Увеличивала шанс избежать ловушки и дойти до цели.
Именно затем Роберта и вызвали в столицу из далекого гарнизона, потому-то проверяли, не перестал ли он хорошо относиться к Каетану после ухода приемного сына.
* * *
– Сейчас я оставлю тебя одного. Когда погаснут лампы, прошу сконцентрироваться на Каетане. Ты не должен передавать ему содержание приказа, это будем транслировать мы. Нужно просто думать о нем. Вспомнить проведенное вместе время. – Эльф заколебался. – Хорошее время.
– То есть какое?
– Когда кресло не давило. – Грендор Майхшак широко улыбнулся. – Когда все было окей. Когда Каетан был тебе рад. Когда он тебя уважал. Когда еще не оттолкнул тебя.
– Мой сын меня не оттолкнул. – Роберт внезапно почувствовал горечь в горле. Опустил взгляд, машинально взглянул на свои руки, сжал кулаки. – Мой сын просто решил, что я не сумею ему помочь.
Грендор встал напротив Роберта и наклонился. Зеленые радужки эльфа разлились почти на весь белок. В них подрагивали серебряные точки, кружащие вокруг зрачков, словно звезды вокруг галактического ядра.
– Прости, полковник, извини меня, – сказал серьезно. – Я не хотел тебя обидеть, не хотел доставить неприятности. Я пока еще не схватываю всех нюансов польского языка. Это трудный язык. Неудобный, как и твое кресло.
– Но красивый, майор, очень красивый, – кивнул Роберт в знак того, что принимает извинения. – Ладно, давайте к делу!
– Сейчас я выйду из помещения. Думай о нем. И не переживай насчет того, что можешь увидеть. Если почувствуешь, что горишь, – это только иллюзия. Если будет больно – боль будет настоящая, но неопасная. Если увидишь тени гермесов – не бойся, это только отражения мертвых посланников. Создания эфира не могут сюда войти. Также мы охраняем твою душу. Скользи, полковник.
– Я делаю это не впервые, майор.
– Знаю, но тут мы используем силы посерьезней.
– И наверняка не в последний раз.
– Как знать, как знать.
Эльф снова занялся настройкой аппаратуры, при этом переговариваясь с сотрудниками, что работали у других узлов коммуникационной сети. В какой-то момент он перестал говорить и только сосредоточенно крутил верньерами и рычажками. Роберт решил использовать эти минуты тишины.
– А в каком виде сигнал дойдет до Каетана? – спросил.
– Не могу сказать наперед, все зависит от локального поля, влияния фагов и запорной магии Черных.
– Шепот в ухо?
– Не думаю. – Грендор Майхшак совершенно не по-эльфийски почесал горбатый нос. – Это точно будет нечто другое. Так что, полковник, мы можем начинать?
– Да.
– С Богом! – произнес Грендор Майхшак. И вышел.
Глава 7
«Того, кто это придумал, посажу голой жопой на улей. Когда вернусь. Да, теперь у меня есть дополнительная причина, чтобы вернуться быстро».
Каетан улыбнулся и сразу пожалел об этом. Зашипел, снова приложил к щеке клинок ножа. Покусанное лицо еще болело.
Когда вчера он увидел рой, то сначала подумал, что это нападение Черных. Пчелы шли строем, как эскадрилья бомбардировщиков, жужжа, словно обезумевшие. Он растянул эгиду, но они прошли сквозь нее, одновременно вызванивая коды приветствия. Каетан ловко выстучал пальцами по спине коня дешифрующие ката, неосмотрительно сняв блоки. Это была ошибка. Пчелы вдруг сломали строй, аккуратные ряды превратились в беспорядочный черно-желтый рой, а сами насекомые мгновенно обсели его лицо. А потом принялись кусать, и каждый импульс боли нес новый фрагмент приказа.
Лицо моментально опухло – неравномерно, словно было мутировавшим воздушным шаром, через миг последний фрагмент приказа вошел ему в голову, а пчелы внезапно исчезли: только жужжанье их некоторое время еще висело в воздухе.
Он вынул из-под куртки медицинское ожерелье, некоторыми называемое индейским, потер лоб и щеки кусочком янтаря с погруженной внутри змейкой Эскулапа, прошептал лечебную мантру. Боль улетучилась, опухоль сошла. Но не до конца.
«…Или в муравейник. Голой жопой», – решил он, а потом направил коня туда, куда приказали ему пчелы. Это было поручение гетмана, и он должен был его выполнить, согласно королевскому ярлыку.
