Судьба людей, живущих под властью Черных.
Вереница их приближалась к месту, где ожидал Каетан. И тогда внимание географа привлекло новое явление. Раздался пронзительный вибрирующий звук, словно кто-то крикнул в металлический рупор. Задняя стенка повозки чуть выпятилась, а белые расписные стены начали выгибаться и меняться. И тогда один из тянущих ее людей громко вскрикнул, потеряв мелодичный ритм распевки. Покачнулся, колени под ним подогнулись, он почти повис на упряжи вместо того, чтобы тянуть ее. Ритмично тряс головой, закусив губу так сильно, что по его подбородку потекла струйка крови. Остальные не слишком-то обратили на это внимание и не пытались ему помочь или заставить трудиться. Может, только чуть сильнее напрягли мышцы, чтобы уравновесить тот факт, что один из них перестал тянуть в полную силу.
Каетан приложил к глазам бинокль, перестраивая кристаллы стекол на опцию, которую обычно называли «прозрением». Теперь мог видеть и то, что скрыто от человеческих, немагических глаз. И увидел. Из передней стенки повозки вырастала туманная форма, сложная последовательность звеньев, которая создавала силовую расходящуюся цепь. Некоторые из ее концов подрагивали в воздухе, как змеи, которым факир включил музыку техно. Другие вились в поисках цели, оглаживая головы мужчин, выгибаясь к их лицам и паху. Самый длинный отросток дотянулся до кричащего, захлестнул его голову, охватив лоб и глаза, перечеркнув рот. Звенья сменили цвет, пульсирующие между кровавой краснотой и яркой желчью. По всей длине цепи пробегали какие-то волны, что рождались внутри черной повозки и бежали, будто кровь по венам.
В тот миг, когда мужчина выл громче всего, уже почти не шагая, а волочась по земле, набухшая задняя стенка повозки выпятилась еще сильнее, и густая, черная, пульсирующая капля, над поверхностью которой вились белые линии, стекла на землю.
Раб балрогов перестал кричать, некоторое время тело его била дрожь, но он уже приходил в сознание. Крепче встал на ноги, уперся, дернул поводья, словно хотел помочь своим товарищам, которые последние минуты работали за него. Через миг – снова запел.
Цепь же сползла с его лица, начала втягиваться, пока не исчезла в передней стенке повозки, словно кабель, накручиваемый на невидимый барабан.
Каетан снова переналадил бинокль. В месте, где повозка сбросила свои выделения, лежал небольшой черный камешек, покрытый друзами мелких кристаллов, который менее внимательный наблюдатель не отличил бы от кусочка базальта. Не миновало и десяти секунд, как камешек начал погружаться в землю: медленно, словно тонул в текучей смоле. Скоро он исчез. Но географ чувствовал холодную силу, что исходила от того места.
Люди ставят менгиры и вырезают на них кресты. Сажают дубы и вешают на них часовенки с печальными святыми и лучистыми Мариями. Строят костелы, вырывая в земле фундаменты, ставя стены из бетона и кирпичей, колокольни – из булыжников. А потом молятся там, проводят службы и проводят погребения, приносят дары и почетные клятвы. Так обозначают свой мир, утверждают его, защищают от враждебного влияния. Ставят барьеры, через которые балроги не могут прорваться.
Черные делают так же. Тоже проводят ритуалы, в которые вписаны боль и устрашение. Размечают оккупированную землю, откладывают в нее мрачные яйца, бриллианты темного будущего. Охраняют свою территорию перед контрнаступлениями объединенных армий людей и эльфов.
Присутствие ритуальной повозки могло означать, что он уже добрался до охраняемой территории.
Теперь карета находилась под тем местом, где притаился Каетан. Он пригнулся, пытаясь использовать естественную защиту: хотя и не чувствовал никаких фаговых полей, предпочитал не использовать магию для защиты. Снова перенастроил бинокль. Теперь присмотрелся внимательней к конструкции повозки. Колеса, которые он сперва посчитал дисками, на самом деле были черными обручами со спицами, что вертелись быстро, словно гироскопы, отчего казалось, что они – единое целое. Каетан придал линзам бинокля необходимую вибрацию, и теперь вся картинка перед его глазами замедлилась и замерла почти неподвижно. Люди остановились на полушаге, с ногами, замершими в воздухе, выгнутые вперед. Они казались замороженными фигурами, которые вот-вот опрокинутся, не сумев сохранить равновесия. Ветви деревьев, видимые в окулярах, тоже не шевелились, зато на их черно-зеленом фоне очень и очень медленно двигались волокнистые ленты, обозначающие линии порывов ветра. Колеса кареты теперь крутились со скоростью четверть оборота в секунду, и Каетан мог подробно рассмотреть их конструкцию. Спицы были неодинакового диаметра, в некоторых местах их вырезали толще, в других – сузили до толщины человеческого пальца. Но их ритм не был случайным. Параметры каждой из девяти спиц рассчитали очень тщательно, так, чтобы, вращаясь, они создавали четко синхронизированные волны фагов. Узор спиц и рисунка на них менялся в зависимости от предназначения повозки. Один на боевых колесницах, когда необходимо генерировать поля убийственной силы. Другой – на транспортных повозках, где он увеличивал грузоподъемность и скорость. Тут он выполнял специфические функции – наполнял повозку энергией, необходимой для создания черных камней.
Каетан мог чуть подробней присмотреться и к рисункам, украшавшим карету. Те выглядели как лабиринтоподобные фигуры из Наска, вот только не из плавных линий, а проведенные резкими ломаными поворотами. И они – после перенастройки бинокля – открыли свою вторую, истинную форму. Белая краска засияла, теперь она выглядела как последовательность бороздок, вырезанных на гладкой поверхности куба. По этой системе канальчиков медленно переливались капли меловой жидкости, соединялись на пересечениях, расходились в лабиринтные тропинки. Каждая двигалась независимо, но было заметно, что они воздействуют друг на друга, создают общий пульс. Они могли быть внешней кровеносной системой повозки, чей ритм отбивается скрытым сердцем.
– Мо-о-о-олю тебя… – кричали мужчины в ритме жестокой песни галерников. – Сла-а-а-авлю тебя… Слу-у-у-ужу тебе… Ты-ы-ы-ы мой владыка!
Упряжка миновала Каетана и начала удаляться. Дорога плавно поворачивала вправо, обходя склон. Было понятно, что через две-три минуты карета исчезнет с глаз. И когда это уже почти случилось, ритм песни снова сбился криком одного из рабов, а задняя стена повозки начала выпячиваться.
Потому-то мужчины в тот раз помогли своему товарищу. Просто сила повозки атаковала их одного за другим, чтобы переваривать боль и бессилие в свои жуткие отходы. Когда один слабел, остальные тянули и за него, зная, что через минуту и их настигнет та же судьба.
Каетан понимал, что это хорошо. Они создают группу. Насильно, покорные телепатическому давлению, почти без шанса отказаться. Но – в своем жутком труде – они становились отрядом. А группа – это хотя бы капля лояльности друг к другу, хотя бы тень сочувствия, вероятный след эмпатии. Это проблеск добра в стране кошмара. Надежда.
Как теперь, когда один из них, не тот же, что в прошлый раз, метался и выл, вырываясь из своей упряжи. Должно быть, удар боли был настолько силен, что и его реакция оказалась исключительной. Он сбился с шага, нарушил ритм всей вереницы и песни. Вырост сзади повозки вдруг задрожал и прекратил расти.
