Шар огня бесшумно взорвался в том месте, где раньше находился старый шалаш. Свет этот ворвался во мрак леса, словно магниевая вспышка гигантского фотоаппарата. Вспышкой этой выжгло пространство в радиусе пары десятков метров, причем стволы деревьев и листья кустов не представляли для нее препятствия, да что там: усиливали сияние, словно линзы, становясь источником вихрящихся искр.
Смрад выжженных фагов прорвался сквозь естественный запах леса, а через миг Каетана накрыла прогорклая духота выжженных злобычностей.
Каетан не стал дожидаться: через миг подорвал следующую гранату эльфийского сияния, а потом еще одну. Грохнули и взведенные магические фугасы.
Он вынул меч и начал формировать энписы.
Теперь в воздухе кипело, как в оке эфирного циклона. Ободранные от заслонов злобычностей йегеры начали выставлять фаговые доспехи. Тех, кто не успел, смела вторая граната, а третья – закончила дело. Но как минимум половина йегеров выжила и продолжала атаку. Несомненно, сюда шли и подкрепления.
Фаги Черных кипели в воздухе, выжигали растения, сваривая вживую мозги животных. Вошли в грунт, насыщая его злой силой, ища старые кости и древнее страдание. Земля кое-где начинала подрагивать, идти волнами, осыпаться. На поверхности, как наполненные гелием воздушные шары, выплывали останки каких-то существ – может, людей, может, военных мутантов, – сплетенные с корнями, проросшие камнями, залепленные глиной. Они начали соединяться, сбиваться в большие формы, в барьеры, в подвижные баррикады, подрагивающие и хватающие пространство перед собой псевдопальцами бесформенных конечностей. Убитые животные тоже собирались, сливались в многоглазые и многоногие создания, которые медленно ползли к центру взрыва. Тут возникал лабиринт, который должен был помешать человеку сбежать.
Но и нанокадабры из световых бомб и сгенерированных Каетаном экзорцизмов тоже действовали: атаковали созданий тьмы, выжигали их, обездвиживали. Чароматы проникали в почву, а наткнувшись на подземные ручейки, использовали их природную силу. Вверх выстрелили стены сияния высотой в три, четыре метра, словно в лесу возникли раскаленные скалы, полупрозрачные занавеси или же вставшие из ниоткуда фонтаны: плавными линиями, согласно с током подземных вод, скрещиваясь во многих местах. Несколько йегеров с разбегу ткнулись в эти барьеры, вырезая в светящихся плоскостях черные тени. Нанокадабры резали их тела, выжигали доспехи, уничтожали разумы.
Оставшиеся в живых продолжали приближаться к Каетану, вот только выстроенный в битве лабиринт делал невозможным их одновременную атаку.
Они знали, что против них играет серьезный противник, потому что не каждому разведчику удалось бы проникнуть так глубоко в Марку. Но они не ожидали, что против них будет некто столь сильный, как Каетан.
Он сшибся с первым врагом, энписы тоже схватились с морами. Он чувствовал движение земли под ногами, чувствовал, как грязь прихватывает его за стопы. Монстр, созданный из останков людей и животных, высунулся из ямы в земле, как мурена, пытался броситься ему на спину. Каетан отпрыгнул, выпустил чаромат осьминога, чтобы тот спутал ревенанта. Сам набросился на Черного, выбил у него палаш из рук, ударил сверху, слыша стон меча, как всегда, когда тот прорубал тело симбиотического червя, свернувшегося в черепе йегера.
Побежал.
Он предвидел нападение, убил немало Черных, но знал, что в долгом бою шансов у него нет. Они подтянут подкрепления, новых воинов, и, как знать, может, поблизости находится и балрог в материальном, сконденсированном теле. Напустят на него людей – замороченные проклятием селяне, вооруженные вилами и дубьем, перережут ему дорогу, и придется тогда пробиваться сквозь баррикады из их живых тел. Выстроят больше барьеров, запоров из земли и магии, которые облепят его, как пластыри, нейтрализуют магию, обездвижат.
Он был сильным, мощным воином – но в таком столкновении шансов у него не было.
Он проскочил сквозь стену света, выпал за спиной у йегера. Ткнул мечом, пытаясь пробить сердце, одновременно всадил несколько пуль в ухо Черному.
Сразу же получил в бок так, что его даже развернуло. Энписная эгида сразу поставила блок, но в разум Каетана мгновенно ворвались страх и холод. Резкая дрожь сотрясла его тело. Проклятие, которое называлось «лепрой», углубившись в его организм, втыкало очередные крюки, нейтрализуя волю и силы.
Он увидел Йохана, которому спас жизнь. Парень стоял на коленях у ног йегера, странно скорченный, упирающийся в землю предплечьями и лбом. И говорил, говорил, говорил. Просил о прощении и милости, поскольку он должен был умереть, когда черная упряжка его отвергла, это не его вина, что пришелец его спас, не его. Он был ловким, о да, очень ловким, он сразу понял, что это шпион, враг господ, и привел его сюда, приказал ждать, изображал приязнь, а сам пошел к господам и рассказал им обо всем, моля о прощении и награде.
«Ты его спас». Каетан слышал тяжелый шепот, но знал, что это лишь иллюзия, что так разум воспринимает психологическую атаку. «А он тебя обманул. Предал. Выдал. Таковы они. Таковы они все. Люди. Люди. Люди. Тут и там. Везде. Боятся нас, служат нам, проклинают нас. И тебя. Присоединись к ним. Покорись. Сдайся. Не стоит умирать за них, ты им ничего не должен, ты им ничего не сделаешь. Спаси жизнь, успокой жажду, сдайся. Послушайся! Ты спас жизнь предателю!»
Лепра – жуткое проклятие. Делает так, что разум гниет и распадается, будто тело от болезни, от которой оно и взяло свое название. Каетана охватило равнодушие, а потом начало нарастать туманящее ощущение обиды, печали и отвращения. Он был предан, подставлен под удар врагов человеком, которому спас жизнь. Этот бой не имел смысла, рисковать жизнью ради этих трусов и предателей, ради людей…
Он покачнулся, энписы его начали угасать, нанокадабры принялись осыпаться на землю, будто хлопья сожженной бумаги.
Нет!
Удар! Он дернул мечом, чтобы отрезать от земли двигающуюся губку, наполненную, словно зубами, костьми, впрыгнул в сияющую стену. Чувствовал жар.
Йохан предал его, да. Но можно ли обвинять его в этом? Дикого, испуганного человека, который с детства не знал ничего, кроме боли и работы. Который видел, как йегеры убивают его знакомых, как мучают за мельчайшую провинность – а то и просто так. Представил себе новые встречи. Может быть, сказал бы: «Я тебя спас, а ты меня предаешь!»
А Йохан оскалился бы щербатым ртом не то в улыбке, не то в гримасе извинения и наверняка сказал бы: «Панполяк, моя птичка говорит: никому не верь, слушайся господ!»
Но Каетан его не встретит, потому что Йохан наверняка умер. Йегеры его выслушали, но не могли бы простить того, что он, пусть и на недолгое время – на проведенные с Каетаном дни, – был свободен, вне их юрисдикции. А потому они наверняка его убили. И его отца, который делает кувшины, что всегда сохраняют холодную воду, что для Йохана было чудом, а на самом деле – просто эффект испарения воды сквозь поры в посуде. А может, и всех других, кто узнал о возвращении Йохана. Таковы уж были йегеры, и все было их виной. Даже то, что Йохан предал.
