– Что происходит? Куда добрался Каетан? Что там происходит?!
Доктор Стефанский взглянул на эльфа, словно ожидая согласия, что может говорить.
– Полковник Гралевский – доверенный человек его милости Гетмана. Он принимает участие в этой операции с самого начала. Он имеет право знать! – Грендор Майхшак не колебался ни секунды.
– Ну ладно, тогда слушай меня внимательно, полковник. Мы не знаем точно, где твой сын, и совершенно не в курсе, что именно там находится. Но мы полагаем, что это место Пробоя. Знаешь же, что такое Пробой?
– Естественно, – кивнул Роберт. – Я был в двух таких местах.
– Какие Планы? – В голосе доктора Стефанского впервые зазвучала нотка интереса и уважения.
– Ключа и Меча.
– Ого-го, так это ты? – Доктор Стефанский присвистнул, пригладил ладонью идеальную прическу. Костюм его был застегнут, потому, когда он поднимал руку, материал на его теле натянулся, грозясь порваться – или, по крайней мере, выстрелить пуговицами. Роберт машинально прищурился.
– У нас есть время на разговоры? – спросил эльфа.
– Примерно четверть часа, прежде чем начнется настройка. Ты должен понимать, что происходит, это может помочь.
* * *
Паутина была растянута на можжевельнике, а плоскость ее располагалась почти параллельно дороге. Солнце, вставая над лесом, светило между ветками, лучи танцевали на толстых липких нитях. На миг показалось, что паучья конструкция светится оранжевым. Она словно хотела привлечь взгляд человека, заставить его остановиться, давала указание.
Паутина – чудо природной инженерии, чью форму определяет математика пропорций, что усиливает крепость и максимизирует поверхность при минимизации расхода энергии и материала. Биологическая эволюция оптимизирует механику своих творений. И все же паутина обычных пауков, несмотря на удивительную геометрическую точность, не идеально симметрична. Некоторые ячейки больше других, нити слипаются, движения веток растягивают прикрепленные к ним волокна. Природа накладывает на механику стигматы своего хаоса.
Эта сеть была идеальной. Центральные нити, создающие конструкцию, сходились под абсолютно ровными углами, создавая основу для спирального волокна, положенного с идеальным совершенством. Ячейки, уменьшаясь к центру сети, были одинаковыми в своих пропорциях трапециями.
Каетан поднял взгляд. Ветки двух деревьев, к которым паук прицепил свою конструкцию, вырастали на одинаковой высоте, были прямыми, словно воткнутые в стволы копья. Отходящие от них меньшие ветки расходились симметрично, так, словно главный сук был осью системы.
То, чего Каетан не мог понять, когда глядел на чащобу, стало очевидным, когда он присмотрелся к двум деревьям. Они были неестественно правильными, симметричными, повторяющимися. Естественно, тут и там ветка могла сломаться или прогнить, из-за неровной почвы ствол рос несколько криво, а соседство других деревьев выгибало сучья. Но лес казался искусственным, будто деревья рисовала компьютерная программа, используя несколько базовых образцов.
Он сошел с тропинки, углубился в лес. Уже через несколько шагов наткнулся на вылезшие из-подо мха красные мухоморы. Пять грибов создавали вершины почти идеального пятиугольника. Пятна на шляпках складывались в симметричные узоры. Он отступил, теперь был уверен: то, что он заметил в паутине и в стволах деревьев, не иллюзия и видимость.
Этот лес был заколдованным. Много лет им управляла магия, которая влияла на рост растений, на реакцию животных, наверняка и на человеческие разумы. Словно геометрия стала садовником, ровняющим живые существа по математическим формулам. Как люди подстригают парковые кусты и туи, так и тут чужая магия навязывала дикому лесу правила вегетации и роста.
Он сгреб горсть шишек, миг-другой взвешивал их в руке, а потом подбросил высоко над головой. Они упали рядом, прыгая и перекатываясь по земле. Нет, не легли в линии, не создали никаких фигур и все же явно сгруппировались в несколько кучек: в первой было две шишки, в другой – четыре, еще в одной – шесть, остальные лежали отдельно. Он собрал эту дюжину, повторил опыт – на этот раз получил четыре кучки по три шишки.
Сила, похоже, влияла и на вероятностность этого места, согласно правилам, которые он не понимал, но которые наверняка тут работали.
Все, что он испытал в последнее время, вполне соответствовало этому. Селяне, что занимаются математикой. Старик, всю свою жизнь посвятивший решению логической головоломки. Геометрический лес с фрактальными ветками.
– Три тысячи двести одиннадцать на две тысячи триста шестьдесят четыре, – произнес он вслух, а потом начал считать. Каетан любил считать в уме и обычно был в этом неплох. В студенческие времена ему случалось принимать участие в счетных поединках – что разыгрывались, нужно признать, исключительно на финальных частях вечеринок. Но и тогда он перемножал в уме самое большее трехзначные цифры. – Тридцать два на двадцать три, – бормотал он сейчас, машинально взмахивая рукой, словно записывая промежуточные результаты в невидимой таблице. Потом ему показалось, что он решил, что уже видит результат, но не сумел, плохо переставил нули, перемноженные уже тысячи слились с сотнями, цифры улетели из головы. – Проклятие! – выругался он, хотя и был доволен, что эксперимент дал определенные ответы. Лес не усиливал природных математических способностей.
Тогда чем была действующая тут сила? Что именно местные называли Драконом? Какое явление, порожденное магией, что катилась по этим землям во времена Великой Войны, так их изменило? Но, может, сюда вливалась магия из другого Плана?
Он снова почувствовал подергивание шара, поднял его к глазам – прозрачная до этого момента глубина сделалась матовой, словно туда ввели несколько капель молока. Белые сгустки, пульсируя в медленном ритме, кружили внутри кристалла. И снова Каетану показалось, что скорость их движения и частота флуктуаций как-то синхронизированы. Вот только как?
Да, это было захватывающе. Он попытался сконцентрироваться на одной из капель, что двигалась медленнее всего, с трудом контролировал ее движение, потому что та то и дело пропадала за остальными, а выпуклость шарика дополнительно искажала картинку. Вдруг одна из капель начала менять цвет, сделалась канареечно-желтой, он без проблем мог отличить ее от остальных. Она то разбухала, то сжималась в цикле, совпадающем с периодом оборота, да, теперь он отчетливо видел это, ухватывал зависимости – три цикла за оборот, да, теперь он должен заняться следующей каплей…
Каетан вдруг понял, что, не осознавая этого, зашагал снова, что он снова идет лесной тропинкой, всматриваясь в шарик, что шепот чар-разведчиков, которые слали ему на ухо рапорта, ослабел. Он сумел заметить, что из стиснутых на шарике пальцев отлила вся кровь, так, что те побелели и одеревенели. И что эта замороженность теперь стекает вдоль предплечья, почти до локтя.
Он дернул рукой, выкрикивая защитные мантры, отбросил шарик.
Одеревенение внезапно прошло, все ощущения включились, как по щелчку – он снова слышал шум леса и одновременно почувствовал смрад йегеров. Еще далекий, за границей владений Дракона, но многочисленный; и их становилось все больше.
