Чужая сила ударила в защитные поля Каетана с силой, которую он не ощущал уже давно: почувствовал, как немеет его тело, словно миллион микроскопических часиков затикали у него под кожей, тактируя пульс его крови, пытаясь синхронизироваться и с напряжением мышц, и с мыслями.
Нечего было ждать, он не мог полагать, что сумеет договориться с этим… чем-то…
Он еще не знал, что такое этот Дракон. Существо ли он из другого мира, или только его тень, что проникла сюда и изменила материальную реальность Плана Земли согласно своим образцам. А может, это оборудование, конструкт, робот-охранник, поставленный своими создателями, чтобы тот следил за точкой Пробоя? Или же это сила, физическое воздействие из другого Плана, соответствие земной гравитации или электромагнетизма? Или только ее отражение, символ, представление, как символом является нарисованная на бумаге стрелка вектора.
Метель не стихала, кристаллы, вращаясь вокруг изменчивых центроидов, окружили Каетана, отрезая ему путь к выходу из пещеры; он почувствовал, как циклон сжимается, как его энписы слабеют, как боевая мантра замедляется. Что-то странное происходило с его зрением, картинка начала распадаться, крошиться, делаться зернистой, словно реальность охватывал пикселиоз.
Он начал терять время. Сначала от него убегали наносекунды реальности, потом уже микросекунды. Непросто было сориентироваться, что это происходит. Свет проходит километр быстрее, чем за три микросекунды, и человеческий разум не в состоянии заметить такие изменения. Но организм Каетана был погружен в кадабровые завесы, чароматы управляли сотнями заклинаний, генеририруемых доспехами, энписами, фазами защитных полей, градиентами силы. И они начали подвисать, отключаться на интервалы в микросекунды, а в их внутреннем ритме те были серьезными фрагментами времени. Автоматические рапорта шли в сознание Каетана, влияли на силу его мантр и выкрикиваемых заклинаний. Защитная магия человека вела себя так, словно ее реальность стробоскопически включали и выключали.
И все же он сражался. Рубанул мечом глыбу, которая подплыла слишком близко. Та зашкворчала, как кусок жира, брошенный на горячую сковороду, а потом начала трансформироваться – вмиг распалась на тысячи капелек, те разбежались во все стороны, словно телевизионная симуляция Большого Взрыва. Но сразу сошлись снова, сложились в старую форму, которая вновь закружилась вокруг Каетана на безопасном расстоянии.
Дракон снова менялся. Часть его форм принялась кружить в одной плоскости, и этот диск, словно поставленный вертикально, начал приближаться к Каетану, как гигантская дисковая пила, разрезая нанокадабровые защитные слои. К ней прыгнула Багира и пала, распластанная напополам. Пошел Муфаса и раскололся на выжженные нанокадабры, а мощные эльфийские чары превратились в пепел.
Из темноты вынырнули два кристаллических шара, точно такие же, как тот, который Каетан завернул в королевский платок. Размером с глазное яблоко, они повисли неподвижно, а потом медленно поплыли к лицу человека. Тела, наполняющие пещеру, задрожали, по мясистым шнурам прошли быстрые импульсы. Перистальтика Дракона. Сеть ждала новый узел. Процессор. Донора.
Каетан пал на колени и принялся молиться.
– Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum; benedicta tu in mulieribus…
Чувствовал, как с каждым словом к нему возвращаются силы, чувствовал, как собирается мощь ринграфа. Жар залил грудь. Из-под куртки, словно изнутри тела, брызнул луч света. Сильный медальон, освященная копия того, что столетия назад носил Юзеф Сава-Цалинский
[22], начал ставить последний барьер, его выточенная из света форма росла между Каетаном и вертящимся острием Дракона. Узор, изображавший Богоматерь, становился сильнее, а сила, насыщавшаяся помещенными в ринграф зернами песка с полей битв старых польских королевств, начинала изменять реальность.
Кристаллы Дракона, которые вошли в это пространство, окончательно и бесповоротно рассеивались, посылая в разум Каетану видения потерянных чисел, сломанных утверждений, опровергнутых доказательств. Он не мог сравнить это драконье умирание не с чем иным, как только с чувством, которое он пережил давным-давно, когда учился. Когда он разгрызал какую-то задачу или должен был понять сложный узор. Случалось, что он находил решение – гордый и довольный – и вдруг понимал, что нет, что он сделал ошибку в расчетах, придумал доказательство со сбоем в установках, не принял во внимание какое-то исключение. Именно такие чувства – но увеличенные до границ страдания – ударяли теперь в него каждый момент времени.
Но он побеждал, последний уцелевший энписный кот давил на зубах молекулы Дракона, меч рубил его на куски, магия ринграфа нейтрализовала мощь врага.
И именно тогда черная стрела воткнулась в спину Каетана, а фаги рассеяли в ране гангрену боли.
Йегерский стрелок облизнул вторую стрелу, наложил ее на тетиву и натянул лук.
Глава 19
Пока эльф подсоединял Роберта к аппаратуре, Стефанский заканчивал давать пояснения:
– Мы не знаем, имеем ли мы дело со случайным пробоем – или с сознательными действиями чужих существ; не знаем и о том, что это за существа. Балроги? Неизвестная нам раса? Мы понятия не имеем, пытается ли эта чужая сила просто выжить или же она изучает наш мир. Важны результаты. А ими является повышенный уровень – как бы это сказать – математизации реальности. Полагаем, он строит магические информационные сети, соединяет людей, тестирует их на играх и головоломках, пожирает и использует. Топологическое чудовище. Он на нашей стороне мира, но свернут и, кажется, не проявился в полноте своих сил. А может, он где-то в другом месте, а мы видим только его эманации. Мы называем его Иксом.
– Балроги используют троичную систему, насколько я помню.
– Мы так думаем. Она неидеальна, но структурно не отличается от любой другой. Компьютеры используют двоичную систему, потому что это отвечает двум естественным логическим и электрическим состояниям – есть напряжение, нет напряжения. Десятичную систему, которая кажется нам настолько очевидной, мы используем лишь из-за случайности, потому что столькими пальцами на руках нас одарила эволюция. Но это вовсе не самая удобная система, десятка плохо делится на четверицы и терции. Потому в прошлом параллельно использовали двенадцатиричную систему, все эти копы и мендели. Просто число двенадцать легко делится на три, четыре и более сложные фрагменты. Троичная система имеет одну сильную сторону. Упрощая – если ты хочешь взвесить произвольную массу, используя наименьшее число противовесов, тебе придется использовать цепочку гирек, которая будет степенью от трех. То есть девять, двадцать семь, восемьдесят один и так далее. Этот род калькулятивной экономики, насколько мы знаем, лежит в фундаменте математики балрогов. Мы слабо знаем техники исчисления Черных, но они как-то вписаны в физиологию их организмов. Они не механизировали эту особенность, и потому у нас есть над ними преимущество.
