Эльфийка подходила все ближе. Только теперь, в полном свете дня и вблизи, Каетан мог заметить, насколько она стройна и прекрасна. У нее были аккуратные черты лица, узкий нос, полные губы и блестящие глаза. Босая, одетая лишь в белое платье до колен, с тонкой талией, обнаженными плечами. Светлые волосы, заплетенные в десяток косичек, спадали ей на спину и плечи, открывая острые уши. Выглядела она восемнадцатилетней девушкой, но наверняка ей было не меньше сотни земных лет.
– Вы просто не знаете, может ли быть добрым существо, доставляющее боль? – продолжал шептать Каетан, всматриваясь в нее, приближающуюся. Надеялся, что эльфийка не прочтет слов по движению его губ. А может – хотел, чтобы прочла.
– Мы не знаем, может ли доброе существо любить чудовищ…
– … и не делает ли это чудовищем и ее, правда?
Эльф опустил голову и не ответил. Может, оттого, что Анна Наа’Маар уже стояла рядом.
– Прошу прощения, что тебе пришлось меня ждать, Гардан, – сказала она. Каетан вздрогнул. Слова эльфийки вошли в его сознание, и в них была неуверенность, и просьба о прощении, и обещание исполнения желаний.
– Ничего страшного, я как раз повстречал старого знакомого. Даже попытался уговорить его, чтобы он не выезжал из Корнеево сегодня, а присоединился к тебе, госпожа. Завтра.
– И тебе удалось?
– Увы, нет. Это Каетан Клобуцкий, географ на гетманской службе. – Эльф отступил на шаг, словно приглашая их приблизиться и подать друг другу руки. Однако ни человек, ни эльфийка не сдвинулись с места.
– Наверняка у него есть свои причины. Ты был солдатом, Каетан? – спросила Анна Наа’Маар, а он почувствовал себя учеником на разбирательстве школьной шалости. Боялся и нервничал, но одновременно хотел отвечать длинными фразами, добавляя что-то от себя, переложить всю вину на других. И хотел, чтобы его продолжали расспрашивать.
– Да. И я видел страшные вещи.
– Сегодня ночью ты видел и меня во время работы. И графа. Те вещи были страшнее?
– Некоторые. А некоторые – прекраснее.
– Ты странствовал по странам по обе стороны Горизонта?
– Верно. Я исследую их и описываю, потому-то и зовусь географом.
– Но ищешь ты что-то другое, верно? – Теперь она смотрела ему прямо в глаза. Он же снова почувствовал прилив жара. Потом Анна Наа’Маар перевела взгляд ниже, а Каетан рефлекторно прикрыл правой рукой висевший на шее Ключ Перехода.
– Да, и по-прежнему ищу.
– Тогда желаю тебе успеха. Если не можешь меня подождать, отправляйся в путь, но… – Она сделала паузу, словно задумавшись над чем-то или подыскивая в памяти нужные факты. – Но, думаю, это не последняя наша встреча.
Она улыбнулась. На миг из глаз и с лица ее испарилась вся серьезность, задумчивость существа, таящего мрачные тайны. В улыбке была уверенность, что все, чему предстоит случиться, будет хорошо и приятно. Такой ее тогда Каетан и запомнил. Эльфийку с лицом счастливой девушки, которую боялись даже ее собратья.
6
Нынче на отрезке Зелена Гура – Йомсборг
[29] Одер тек новым руслом, в паре десятков километров на запад от русла старого. Большая Война изменила географию средней Европы. Атлантика затопила Данию и северную Германию, вспучились новые горы, высохли старые реки. Застава Корнеево находилась в окрестностях старого немецкого Цехина. Ближайшим большим гражданским поселением, почти в пятидесяти километрах к востоку, был городок Витница, защищаемый, как и восемьсот лет назад, орденом тамплиеров
[30]. В двух третях дорога эта шла лесами и взгорьями, пространствами, редко заселенными, но являющимися близкими тылами фронтовой зоны. Истинная Польша начиналась с Крепости Гожув, одного из важнейших оборонных узлов Западных Кресов
[31]. По другую сторону дикие пространства тянулись до самой Лабы, обозначая границы владений балрогов.
Около тридцати лет здесь царил неустойчивый мир, хотя люди и эльфы систематически сдвигали свои владения на запад, а военные отряды Черных врывались порой в глубь страны – несколько раз подойдя под самые стены Гожува.
Широкий тракт сперва вел через лиственную чащу, и этот кусок пути Каетан любил больше всего. И сильнее всего – в мае, когда лес просыпался к жизни. Тут росли рябины, сейчас цветущие бело-желтыми цветочками, которые давали сильный миндальный запах, росли бурые конские каштаны, светло-серые калины, встречались и липы с кленами.
На одинаковых расстояниях над трактом нависали кряжистые дубы, посаженные годы тому назад для усиления ауры. Окруженные оградками кованой меди, с часовенками, приделанными к стволам, с медными рунами, вживленными в кору, они должны были давать силу польской армии. И, похоже, немало дубов в прошлом выполнило это свое предназначение, поскольку вдоль дороги стояло и некоторое число сожженных дочерна обрубков старых деревьев; случались и окаменевшие стволы, стволы, превращенные в янтарь, металл либо кость. Обычно рядом росли уже новые, молодые деревца, посаженные и ухоженные обеликсами.
Но путник мог наткнуться и на места, выжженные человеческой либо эльфийской рукой. Бетонные колпаки, часто усиленные защитными граффити, прикрывали корни деревьев, не выдержавших давления балрогов и превратившихся в их слуг. Усиливали они магию Черных, изменяющую географию окрестностей, нападали на путников. Такие деревья до корней выжигали огнем и магией, ксёндзы отправляли над ними экзорцизмы, геоманты проводили эльфийские ритуалы. Потом отряд саперов и охотников входил в лес – люди с щелкающими счетчиками, эльфы с кольцами силы – в поисках проклятых желудей, зверей, которые могли их съесть, и сеянцев черных дубов.
За весь день Каетан встретил только два небольших конвоя, направлявшихся в Корнеево. В первом ехало несколько купцов, которые вели груженые повозки и вьючных лошадей. Шли они не просто на базу – собирались попасть в деревни и поселения, что лежали к западу от нее, и поэтому информация о последнем штурме Черных их крепко обеспокоила. Конечно, они не отказались от дальнейшего путешествия. Наибольшие доходы всегда получаешь в опасных ситуациях.
Несколькими часами позже Каетан разминулся с отрядом конных стрелков. Эти даже не придержали лошадей, и географу пришлось уступать им дорогу – впрочем, совершенно согласно правилам, что царили на дороге. Армию – вперед!
Однако с тех пор на дороге не происходило ничего интересного. Июльское солнце приятно грело лицо, в ветвях шумели птицы, где-то недалеко терпеливо трудились два дятла. Да, Каетан любил этот отрезок дороги, поскольку именно эти места – а отнюдь не Корнеево – казались ему в действительности первым фрагментом свободного, безопасного мира. На заставу возвращаешься после недель жизни на рубежах, после проникновения в края за Горизонтом, после проведенных сражений. На заставе он, конечно, мог отдохнуть и почувствовать себя в безопасности, пусть даже там и случались ситуации, подобные вчерашней, ночной. Но Корнеево было военной базой – пусть превращающейся уже в гражданское поселение, но все еще живущей в боевом режиме, эстетике и целях. Там пахло смазкой бронированных повозок, конским навозом и магией Черных. И только в здешних местах Каетан оставлял всё это позади. Конь шел неторопливо, деревья шумели, порой через тракт проскакивал заяц-русак или взлетала птица с окрестных деревьев.
