Надо сказать, что человечество двадцать первого века облегчило Черным работу.
– Все эти проклятые фейсбуки, одноклассники, семейные порталы… – Еще ребенком Каетан был свидетелем разговора, в котором принимали участие его приемный отец Роберт и тетка Лучия. – Мы сами подали им себя как на тарелочке. Кто с кем ходил в школу, у кого есть семиюродный кузен в Малом Поподавце, а у кого – любитель того же самого романа в Поподавце Большом. Что любят, какую слушают музыку, с кем поддерживают отношения. Мы всё туда вписали, дебилы. Думали, это неопасно, и, наверное, в спокойное время так и было. Даже и весело, подозреваю. Ведь почему-то так поступали. Но если уж обнародовали эту информацию в Интернете, та перестала принадлежать только им. Даже серверы стояли не в Польше. А теперь представь, что тут снова начинает всем заправлять КГБ или гестапо. Сумеете организовать подполье? Да ни в жизнь! Не скроешься. В сети есть все твои контакты, данные о друзьях, одноклассниках и одногруппниках. Полные списки воинских подразделений, призывников, полицейских отрядов и пограничных застав. Не спрячешься у кузена брата тещи своячницы, что живет в каком-то дремучем зажопье, потому что и она у тебя в списке знакомых. Не сожжешь бумаги, чтобы сделать невозможным опознание. Не спрячешь друга детства в погребе, веря, что никто о вашем знакомстве не помнит. Все мы там есть. Аминь.
– Но ведь балроги компьютерами не пользуются. – Лучия сумела все же вклиниться в его монолог – может, потому, что пронесла под носом брата кружку горячего какао, немалую, по тогдашним временам, роскошь.
– Балроги – нет. Но вот их рабы – запросто. Конечно, ты права: прежде чем Черные поняли, какую информацию могут раскопать в сети, – перебили большую часть спецов на оккупированных территориях. Но мы думаем, что они начинают кое-что понимать: в последнее время слишком много одержимостей среди программистов. Ну дай же мне это какао…
– Это для Кайтуся, я едва щепотку раздобыла. Час в очереди стояла.
Роберт проворчал что-то, но, как сразу понял тогда четырнадцатилетний Каетан, без злости. Он взял у тетки горячую кружку и с наслаждением припал к теплой сладости.
– Но вы их ловите, верно?
– Ловим. А большего я тебе и не скажу, потому что не имею права. Что, малой? – спросил он у Каетана: тот как раз подавал ему ополовиненную кружку теплого напитка.
– Мне уже хватит. Оставил для тебя, папа, – сказал он тогда и замолчал, увидев, как меняется лицо Роберта, как оно замирает удивленно. И как Лучия поднимает руку и, делая вид, что поправляет волосы, вытирает глаза.
Тогда он впервые назвал Роберта папой. И поэтому так хорошо запомнил тот разговор.
Какими же наивными казались сейчас те идеи полуторадесятилетней давности. Теперь балроги картографировали и использовали психолинки миллионов людей, создав массивы данных в странных пространствах меморических Планов. И когда требовалось, возбуждали они гнев, отчаяние, безумие, склоняли к преступлениям и предательствам, перекачивая в реальный мир свою магию при помощи психоклещей.
Войтославский прервал работу. Поднял взгляд от компьютера, с удовольствием огладил подбородок. Поискал взглядом Каетана.
– Поймал. Я поймал этих сукиных детей.
4
На следующий день сразу после полудня они вышли из леса. Перед ними до горизонта расстилалась равнина, посреди которой клубилась тьма – будто грозовая туча повисла над поверхностью земли. Лучи солнца скользили, взблескивая радужными полосами на ее поверхности: словно по бензину в луже.
Каетан подал знак рукой, и отряд остановился.
– Солдаты остаются. Мы идем дальше. Напоминаю. Не закрывать глаза, что бы вы ни увидели. Не думать о прошлом. Не вспоминать свои и чужие поступки. Молитесь, считайте от миллиона назад, повторяйте защитные мантры. И даже думать не смейте о близких. Возьмете пробы, и как можно быстрее уходим оттуда.
– Что с ритуалами? – спросил Светляк.
– Я уже наложил на вас заклинания – пока мы шли. Они окрепли за последние дни. А ты не заметил, что Анджей со вчера ведет себя куда лучше? Не ворчит, не умничает, даже дважды смешно пошутил.
Светляк фыркнул, но Войтославский не стал комментировать. Магия действовала.
– Мы увидим там всякое. Людей. События. Они не настоящие. Это потенциалы. Возможности. Так растут клещи. Господа, – обратился он к загонщикам, – ждите нас здесь до сумерек. Если не выйдем, начинайте зачистку.
– Так точно! – Поручик Ориол Серра, смуглый и черноволосый сын эмигранта из Испании, небрежно отдал честь. У него были белоснежные зубы, узкие усики жиголо и чернильные глаза. Гладкое лицо его перечеркивал грубый шрам, бегущий от основания носа через правую щеку почти до уха – след от удара йегерской сабли, не перевязанный и не исцеленный вовремя. Серра с двенадцати лет, согласно семейной традиции, служил в армии.
Каталонские добровольческие отряды годы назад увязли в Италии и не сумели пробиться назад, к своим. Умело обороняли Тридент, пока во время большого наступления двадцать третьего года не пришла подмога с востока. Большинство солдат вернулись в Крепость Барселону, но пара десятков осталась, чаще всего из-за сердечных привязанностей к польским девушкам. Отец сержанта Серра служил в коронной армии до смерти в унгернском Пробое в степях южной Монголии. Трое его сыновей продолжили службу в польской армии, а две дочки вернулись в родную Барселону, чтобы увеличить женскую популяцию Каталонии, подорванную мутабомбами Черных.
Мужчины сражаются лучше, когда знают, что защищают женщин и детей. Банально, но факт. Балроги пытались это использовать, а экспериментальные транссексуальные заклинания тестировали как раз на территории старой Испании, радикально разрушив половую структуру общества.
– До сумерек и ни минутой больше. Без пощады. Не идите на помощь. Выжгите этот компост до голой земли, – продолжал Каетан.
– Си, сеньор! – Серра снова отдал честь. – Если не вернетесь, сожжем клещину пусть бы и с вами внутри.
– Вот и славно. – Каетан не являлся формальным командиром Серра, но знал, что здесь, в Зоне, даже самые опытные загонщики будуть слушаться его, словно пророка.
Втроем они двинулись к черной магме: та переливалась впереди, словно гигантская амеба. Каетан наложил еще слой защитных чар, активировал своих энписов, хотя пока не в полной мере. Сам же принялся за литанию святому Франциску.
Разум должен быть занят, чтобы клещи не атаковали мысли и чувства.
Сперва они увидели смутные образы на пределе видимости, недвижные, блеклые, словно старые фрески. Фрагменты. Рука с ножом. Нагой синий торс. Голова висельника в петле. Кулак перед лицом ребенка. Потом картинка стала реальнее, напоминала уже картины голландских мастеров. Светотень. Перспектива. Два дьявола, ввергающие грешника в котел. Кипяток касается его кожи. Женщина в гинекологическом кресле. Останки маленького тельца. Кровь. Снова смещение, образы трансформируются, словно пропущенные через компьютерную программу.
