– Не стре-е-е-е… – сумел прохрипеть, а потом резко дернулся, на миг освободив голову. Лбом рубанул Войтославского в нос, добавил кулаком в живот, легко, поскольку не сумел толком размахнуться. Но достаточно сильно, чтобы противник охнул и ослабил захват. Каетан вывернулся, сбросил его на землю, прижал коленями. – Помогите! – крикнул, а когда товарищи обездвижили орущего и бьющегося ученого, сильно ударил его по голове. Не было времени на чары.
– Что случилось? – Подпоручик Вызак сопел, словно вот только пробежал несколько километров.
– Это клещ. – Светляк присел у неподвижного тела. Дотронулся до спины коллеги, бережно, деликатно, словно желая его погладить. – Он инфицирован, и если быстро не вернемся в Польшу – сойдет с ума и умрет.
7
Уже второй день они шли слишком медленно. Попеременно несли Войтославского: связанного, с кляпом, то приходящего в себя, то засыпающего вновь. Он получал успокоительное, Каетан окружил его эскулапевтическим полем, но порой безумие прорывалось наружу. Тогда ученый метался, грыз деревянный кляп, рычал и истекал слюной. Попытался сломать себе пальцы рук, вбивая их в деревянные жерди, из которых они соорудили волокушу. Пришлось плотно перебинтовать ему ладони.
Но бывали и минуты, когда он овладевал своим телом и сознанием. Минуты, все сокращавшиеся… когда такое случалось, отряд останавливливался и Светляк склонялся над коллегой, чтобы осмотреть его и выслушать.
Каетан с уважением глядел на сражение Войтославского за остатки человечности и разума. Ученый анализировал свое поведение, сообщал об ощущениях, пытался продлить периоды нормального состояния молитвами и хорошими воспоминаниями.
Он выяснил, что клещ атаковал во время сражения с пикассецом, когда концентрацию Анджея нарушили крики трупов из тела монстра. Тогда он ослабил контроль, испугался, засомневался в успехе дела, а может, даже – на миг – рассердился на Каетана: ведь тот причинял боль давно уже мертвым людям, чьи психические останки продолжали что-то чувствовать внутри твари. Войтославскому хватило лишь чуть приоткрыть двери своего сознания, как психопаразит проскользнул в них и принялся переваривать его мысли. Клещ действовал как обычный паразит: не сразу давал о себе знать – сперва лишь подсасывал эмоции, приспосабливая метаболизм разума к своим потребностям. Рос. Именно поэтому Войтославский так нервно реагировал на любой разговор. Потом клещ атаковал, заставив ученого вести себя агрессивно, желая размножиться во время его дурного поступка, перескочить на тех, кому наверняка пришлось бы Войтославского убить.
– Через три дня мы выйдем из-за Горизонта, установим связь с нашими. В Польше тебя вылечат, – воспользовался Каетан одним из тех моментов, когда ученый был в себе.
– Слушай, я должен связаться с Варшавой. Нужно передать Варвару то, что знаю о покушении. Может, и у них найдется что-то новое.
– Это слишком опасно. Мы привлечем к себе йегеров. К тому же ты ослаб.
– Я не ослаб, – повысил голос Войтославский. – Не ослаб! Я сильный! И моя жизнь не имеет значения! Понимаешь? Не имеет! Важно наше открытие! Мне нужны факты! Я должен работать!
– Не сейчас, Анджей.
– Сейчас! – Ученый дернулся, насколько смог – свесился с волокуш, клацая зубами у самого лица Каетана. – Сейчас! Я должен! Должен! А-а-а-а…
Голос его перешел в стон, в невнятный хрип. Войтославский начал колотиться головой о землю.
– Все! Держу! – Светляк был наготове. Обездвижил коллегу, сунул ему в рот гладкий, без коры, сильно погрызенный кусок дерева. – Уже! Спокойно, Анджей, спокойно!
Каетан снова поставил лечебное поле. Но видел в глазах Войтославского ненависть. И слезы – у Светляка.
Понял, что времени осталось очень мало.
Однако вечером Войтославский почувствовал себя лучше.
– Послушай, Каетан. – Тихий шепот отвлек географа от костра. – Каетан…
– Привет, Анджей, неплохо выглядишь. – Географ присел возле носилок. – Не одолеть доцента, верно? Тебе лучше?
– Да хрен там лучше. Подохну, понимаешь? Так что не имеет значения, случится это сегодня или завтра утром. Я должен поговорить с Варваром. Это очень важно. Каетан, ты знаешь, насколько важно. И знаешь, что я прав. Что я не переживу три дня дороги. Каетан, ты можешь пробиться отсюда сквозь Заслоны и связать меня с Варшавой?
Они помолчали некоторое время. Каетан почувствовал, как за его спиной встает Светляк. Загонщики тоже прервали свои занятия и смотрели на географа выжидающе.
– Могу. Ладно. Приготовимся к этому.
8
Географ странствует по границам Речи Посполитой. По Западным Пределам, где люди и эльфы пытаются заново восстановить свою власть. Забирается и дальше на запад, в пояс ничейных земель, называемый Зоной. Порой заходит еще глубже, в Марку, на территорию, контролируемую балрогами.
Он исследует эти территории, создает карты непрестанно меняющейся центральной Европы, превращенной в пепел Затмением, а после – Великой Войной. Открывает новые горы и реки, извержения магии и места стыков с чужими Планами. Исследует трупы городов, добывает артефакты прошлого, ловит неизвестных созданий, охотится на чары, что происходят из других миров.
Потому что география этой части континента ничуть не напоминает известную из учебников. Мир здесь плывет, пространства проваливаются и выпячиваются, совсем как вулканические острова, как коралловые рифы, как кролики из шляпы. Тут магические течения, называемые Горизонтами, режут реальность на непересекающиеся сектора, доступ к которым не имеет никто извне – ни телом, ни радиоволной, ни слухоглядными чарами. Здесь возникают топологические лабиринты, ловушки без выхода, куда проваливались целые экспедиции. Здесь складки пространства, Заслоны, ведут к иным Планам, к мирам, порой похожим на наш, но обычно – совершенно на него не похожим.
Географ исследует эти изменения, перемещается по новым пространствам, открывает пути, ведущие на Запад, в Марку, и еще дальше, к империи балрогов – в Геенну, что лежит между Новыми Пиренеями и Лабой 2.0, между Северным морем и Балтийским заливом и Средиземноморским озерным краем.
Хороший географ – а Каетан был лучшим – при необходимости проламывает барьеры Горизонтов, проходит сквозь Завесы, создает связь между фрагментами разорванной реальности. Для этого ему необходимы сила и ритуалы.
Такие, как этот.
Каетан стоял на коленях посреди небольшой полянки: загонщики обезопасили ее, как сумели. Перед ним, еще привязанный к волокушам, лежал Войтославский. Он получил тройную дозу лекарств и таблетку лечебных чар, которая должна была поставить его на ноги, словно укол адреналина. Ученый был в сознании и оставался спокоен. Внимательно и с явным интересом следил за Каетаном. Светляк присел у его головы, держа возле уха спутниковый телефон.
Каетан взял в зубы ясеневую дощечку лога, измеряющего скорость приливов реальности. Поднял правую руку с браслетом азимулета: тот сверкнул нанокадабровым блеском. Рукав соскользнул, открывая предплечье географа, покрытое надписями-татуировками – именами скакунов, погибших у него на службе. Левая рука ходила горизонтально, полукругом, указательный палец целился то в лицо Светляка, то в стоящих на некотором расстоянии солдат. В сжатом кулаке он держал четыре гранитных камешка – поплавки, определявшие жесткую систему координат в Междумирье.
