– Странный человек из видений Анджея! – Он не дал поймать себя врасплох. – Ходил, помогая себе руками! Это были костыли…
– Браво! И так мы, словно по ниточке, добрались до самого клубочка. Тот человек принес клятву Черным. Поехал на Запад, добрался до артефакта, наверное, фрагмента доспехов йегера. Понятия не имею, как ему удалось. Полиция и службы это уже выясняют. Тот идиот поклонился балрогам и всосал в себя клеща. А потом выслал его на двух своих обидчиков. А как действовал потом рычаг, ты уже знаешь.
– Невероятно. И если бы не Анджей…
– И он, и ты. – Она повернулась к Каетану, коснулась пальцем мундира на его груди. Хотя это было невозможно, ему показалось, что чувствует тепло ее пальца. – Если бы вы не рискнули, тот мужик свалил бы на Запад. Черные могли заполучить его разум.
Он кивнул, снова посмотрел на экран.
– Он спит. Хочешь разбудить? – спросила она.
– Смогу я с ним поговорить?
– Не знаю, в каком он будет состоянии. Контакт мы устанавливаем минут на сорок-пятьдесят в день.
– Это хуже, чем там, в лесу. Лекарства не действуют или… – Он замолчал, поскольку она взглянула на него удивленно.
– Так ты не знаешь?
– Чего?
– Мы его не лечим.
– Как это?
– Он запретил, – сказала тихо, а в голосе ее были печаль, и зависть, и гордость, что она работает с кем-то таким, как Войтославский.
Каетану не нужны были объяснения. Пусть связанный и зараженный, мужчина оставался самым выдающимся ученым из тех, кто занимался психопаразитами. Всю жизнь он провел за их исследованием, в наблюдениях за ними. А теперь ему представилась редчайшая возможность углубить свои знания. Смотреть на болезнь изнутри, из кошмара, предлагаемого разуму клещом. Лично переживать то, что еще недавно он исследовал лишь извне. Погружаться в пространства, прежде недоступные глазу ученого.
Невысокий гном с носом-картошкой и вредным характером.
«Не одолеть доцента», – подумал географ, улыбнувшись.
Они стояли там еще минут десять, но Войтославский глаз не открыл.
– Варвар, а вы… – начал Каетан. Она вздрогнула, глянула на него внимательно, словно анализируя смысл вопроса и последствия возможного ответа.
– Мы? – отозвалась наконец. Сверкнули белые зубы, дрогнули крылья носа. Она провела ладонью по волосам. – Мы – нет. Он мой шеф, географ. Я его боготворю, но он всего лишь мой шеф.
– Я тоже остаюсь до воскресенья, – сказал Каетан, широко улыбаясь.
– Я знала, что ты это скажешь. С самого начала знала.
Красный туман
Пролог
Туман вполз в город на рассвете, на границе ночи и дня, сна и яви, темноты и света. Начались убийства.
Бегство. Холод ножа. Прерванный сон. Крик.
Крик был хуже всего. Он несся по городу, плыл между домами, с улицы на улицу. Опережал Туман, гася эфирные страж-фонари и впуская магию в новые и новые закоулки. А там пробуждались урка-хаи, размножая проклятие и неся смерть.
Настолько сильной атаки никто не ожидал. Город, правда, лежал на границе мира – воткнувшийся в Туман, будто скальный уступ в воды океана, – последнее большое поселение на железнодорожной линии, будто артерия, качающая на восток эльфийскую силу и человеческую власть. Но он казался достаточно защищенным, чтобы внезапные прибои враждебной магии не становились смертельными ловушками. И все же защитные огни погасли, постоянно играющие церковные куранты замолчали, а глаза святых, нарисованных на церкви, покрыла черная сажа. Город распахнулся для Тумана.
Урки рождались всюду. В спальнях домов, в ночных барах, в казармах. Убивали и кричали.
Когда Туман ушел, когда солдаты уже добрались до всех измененных, а эльфийская магия и человеческие молитвы снова поставили вокруг города защитные барьеры, начали подсчитывать потери. Четырнадцать трупов урков, которым смерть вернула человеческий вид. Двадцать три тела их жертв. Чаще всего – супругов и детей, убитых во сне. Или друзей, с которыми измененные как раз проводили время. И солдаты, стоящие на постах. Недосчитались еще шестерых, скорее всего – урков, которые сбежали в степь вместе с отступающим Туманом.
Сразу же организовали погоню, но она не дала результатов.
Командир гарнизона попросил перевода в линейные части, чтобы искупить свою вину, хотя он не совершил никаких небрежностей. Потому что невозможно все время удерживать эльфийские щиты над городом, пусть даже и выстроенным возле железнодорожной колеи. Даже если по перекованным мифрилом рельсам в город из Польши непрестанно течет сила, а по путям идут новые и новые эшелоны с армией и оборудованием.
Каждый, кто тут жил, знал, что рискует.
И продолжит рисковать, потому что польские и белорусские флаги уже вьются на линии Днепра.
1
Многоуважаемый господин!
Меня зовут Александра Мацеевицкая. Прошу простить, что обращаюсь к Вам непосредственно, но Вы – моя последняя надежда. Это письмо я пересылаю посредством военной почты, потому что никто не хотел дать мне Ваш адрес, к чему я, конечно же, отношусь с пониманием. Верю, что письмо до Вас дойдет и что Вы захотите мне помочь. Очень прошу Вас об этом. Если Вы не окажете мне помощи, то я попаду в лагерь для беженцев, а мой муж окажется признанным предателем. Прошу прощения, что письмо такое длинное, но я хочу как можно подробней объяснить Вам мою ситуацию.
Также прошу меня простить, если где-то в этом письме Вы найдете ошибки или неясные формулировки. Я много дней уже живу в состоянии столь большого напряжения, что порой у меня возникают проблемы с тем, чтобы упорядочить мысли.
Но уверяю Вас, что я честный человек и верю, что Вы мне тоже поверите. От этого зависит будущее – и мое, и Альберта.
Сперва, полагаю, стоит объяснить, кто я такая. Мацеевицкая – это фамилия моего мужа, по делу которого я Вам и пишу. Девичьей своей фамилии я не знаю, потому что я сирота из степи. Таких, как я, тут называют найденышами или беспризорниками. Меня нашли тринадцать лет назад, но не думаю, чтобы этот срок имел что-то общее с моим нынешним несчастьем. Вероятно, тогда мне было девять лет, мои родители погибли, меня нашли в небольшом селе свободных. Я воспитывалась в детском доме в Слуцке, у меня польское и белорусское гражданство. Пять лет назад я вышла замуж за Альберта, тоже найденыша, а потом мы перебрались в Новый Бобруйск. Как Вы наверняка знаете, власти стараются систематически заселять Восточные Кресы, а поскольку желающих из Польши и Свободной Беларуси не слишком много, тут живет довольно много нас, беспризорников. Мы выстраиваем здесь наше будущее и сталкиваемся с атаками этого проклятого Тумана. Нам непросто, потому что, хотя мы и немало пострадали и стараемся жить как можно лучше, многие смотрят на нас, как говорят у Вас в Польше, «spode łba», исподлобья. Нас считают неустойчивым элементом, что весьма несправедливо. И правда, здесь случаются разные скверные случаи, но ведь не только с найденышами. Мой муж, например, лесник, он заботится о березах и высаживает их вдоль Транссиба. Мой Альберт – хороший человек, прекрасный муж, и он очень работящий, преданный своему занятию охранник деревьев. Он старше меня на восемь лет, а в город попал младенцем. Он прекрасно говорит по-польски и считает себя поляком, хотя у него тоже два паспорта.
