Трава перед ними расступилась, открывая пространство до самого горизонта. Они стояли на краю гигантского скального поля, волнистого и неровного, покрытого гладкой скорлупой застывшей маг’мы, которая годы назад залила город. Местами из холмистой равнины вырастали угловатые конструкции – скелеты домов, длинные стены, глыбы, которые, если к ним присмотреться, напоминают непропорционально раздутые машины или киоски.
– Когда пришло Затмение, тут был двадцатитысячный город. С тракторным заводом и каким-то химическим предприятием. Неплохим театром и одним известным на всю страну писателем. – Эльф говорил спокойным, бесстрастным голосом, словно объяснял выгоды новой машины. – Но все смешалось. Тут возникали переходы. Где-то на востоке вылился Туман. Но Пробоев было больше, в том числе и с других Планов. Сюда, например, пришли големы.
– Приплыли големы, – поправил эльфа Шернявский.
– Верно, верно, полковник, – кивнул эльф. – Но с големами мы умеем справляться уже… – Он заколебался, чтобы посчитать на толстых пальцах, – три тысячи ваших лет. Мы заткнули дыру, вот только… сделали это поздно.
– Зачем мы сюда приехали? – спросил Каетан, но эльф не ответил, снова что-то забормотав себе под нос. Глянул на Шернявского, а тот сразу же начал информировать.
– Это пространство, зараженное Планом иным, чем Туман, а потому его магия тут ослаблена. Полагаю, что тебе здесь проще и безопасней совершить конверсию. Попытаешься при ослабленной силе. Создания, на которых ты станешь охотиться, тут не так сильны.
– Я не привык охотится на слабых тварей.
– И не будешь. Как можешь заметить, я не сказал «слабые» – всего лишь «не так сильны».
– Ага… А какова настоящая причина? – Географ снова взглянул на эльфа.
Голюон’ас’Марази не услышал вопроса. С закрытыми глазами он сидел на коне, руками чертил в воздухе знаки сложного молитвенного ката. Шептал.
– Какова… – снова начал Каетан, но Шернявский остановил его, положив руку на плечо.
Только спустя четверть часа эльф прервал ритуалы и посмотрел на географа.
– Это я командовал обороной этого города, понимаешь? Я сделал ошибку. Погибло двадцать тысяч человек. Известный писатель. Рабочие на тракторном заводе. И все прочие. Я помню их фамилии. Все. Двадцать тысяч имен и фамилий. Это моя литания. Я их повторял весь год в степи. Повторяю и сейчас. И буду повторять до смерти. Теперь понимаешь?
– Да, – ответил Каетан. – Понимаю.
Они въезжали в мертвый город медленно, осторожно. Каетан запустил свое защитное заклинание. Выстроил эгиды, разбудил энписов, активировал ринграф. Почувствовал, как его тело умащивается в коконах безопасности, развернутых защитной магией. Пока что все работало как следует. Он чувствовал чуждую дрожь, неизвестные течения, прикосновения странных эмоций. Но он владел своей силой и контролировал нанокадабры. Может, он и был новичком на Востоке, но все же оставался королевским географом, который посетил немало Планов и странствовал по Геенне.
– Тогда действуй, – сказал эльф.
Каетан вынул из плоской сумки, притороченной к седлу, лист веленевой бумаги. На Востоке не использовали отпечатанных кадабровых листков. Силу заклинали каллиграфическим текстом, наполненным красивыми формулировками и завитками, всегда подтвержденным несколькими печатями. В Новом Бобруйске работали две канцелярии, занятые лишь изготовлением документов для поля боя. Конкретно эта инструкция содержала условия для чар глядослуха. Листок был вручную написан зелеными чернилами, украшен двумя большими печатями: круглой, с польским Орлом, и прямоугольной, с выписанным на белорусском согласием на использование чар на территории Живоруси. Насколько Каетан понял, само содержание штемпеля не имело значения, важным было, чтобы его поставил соответствующий чиновник Королевства согласно предписанной процедуре. Чернила привезли из самой Америки: по непонятным причинам они действовали лучше всего.
Каетан согнул листок несколько раз, складывая самолетик. Послюнил его нос, произнес заклинание и пустил в разведывательный полет. Бумажный шпион полетел вперед и скоро исчез с глаз. Но сразу же в сознании Каетана открылась глядослуховая линия, и перед ним начали возникать картинки.
Однажды он пытался объяснить тетке, как действует такая передача.
– Ты ведь порой смотришь телевизор, да?
– «Порой» – это очень точное определение, Кайтек, – улыбнулась тогда Лучия. Она называла его так даже во время самых серьезных встреч. – Единственный телевизор на этаже находится у Красуцкого из пятой квартиры.
– Такой высокомерный, если я правильно запомнил с детства?
– Теперь он и того хуже. Знаешь, мне порой кажется, что у мужчин уровень высокомерия с возрастом увеличивается. – Она внимательно посмотрела на него. – Да-да, Кайтек, ты должен быть очень внимателен… Ну, и – да, я порой хожу посмотреть телевизор у Зоськи, помнишь такую брюнетку?
– Та, которую ты уже десять лет сватаешь за моего отца?
– Именно. Милая, ухоженная, довольно привлекательная… – Она заколебалась. – Ну ладно, без «довольно». Просто привлекательная сорокалетняя дама. И у нее есть телевизор. Ха, такая бы пригодилась моему братику.
– Потому как вы становитесь более высокомерными?
– Сделаю вид, что я не слышала и повторять не стану. Ну так что там с телевизором, Кайтек?
– Глядослух очень похож. Ты сидишь в комнате, разговариваешь с людьми, думаешь о разных вещах или даже читаешь газету. Но одновременно ты смотришь телевизор, видишь картинку, слышишь звук, следишь за действием. Твой мозг без проблем воспринимает и разделяет два потока информации. Точно так же и с чарами глядослуха. Я могу одновременно контролировать четырех разведчиков, а обученные эльфы следят даже за девятью.
– Ты и правда читаешь книгу, когда смотришь телевизор, Кайтек? Странная у тебя привычка, парень.
Бумажный самолетик с печатями летел между руинами, а Каетан мог внимательно следить за тем, что осталось от города.
Пожалуй, больше всего тот сейчас напоминал пластилиновый макет, выстроенный не слишком умелым шестилеткой, которому помогал отец со столь же слабым талантом архитектора. Первое, что обращало на себя внимание, это цвета. От красного и буро-коричневого до чистого оранжевого и ярко-зеленого – полосы этих цветов пробегали по всему пространству в бестолковой смеси, соединяясь и сплетаясь, порой создавая почти правильные орнаменты, но чаще покрывая почву стохастической путаницей. Каетан поднял самолетик повыше, желая проверить, не превратится ли хаос пятен и линий с расстоянием в какой-то код или символ. Но с высоты ста метров ничего такого он не заметил, а поднять глядослух еще выше он не мог. Потому он снова сконцентрировался на колористических подробностях и вдруг стал замечать по-настоящему неприятные детали – фрагменты цвета кожи и крови; переливающиеся, покрытые точками пятна, похожие на человеческие радужки; бело-желтые структуры, напоминавшие кости. Объекты эти различались размерами, хотя уж точно оставались больше человеческих – например, вот этот овал, кажущийся карим глазом, был диаметром в несколько метров. Но жутковатое впечатление осталось. В нескольких местах палитра красок была структурна, формируясь в образы животных, предметов ежедневного обихода, фрагменты тел или же подобия внутренних органов. Но географ не мог сказать, отражение ли это реальных объектов или обычный обман зрения, при котором взгляд видит знакомые образы в случайном раскладе цветов и теней.
