Пока что он не хотел ни о чем спрашивать у своих проводников.
Настолько же сложно было идентифицировать и руины. Скорлупа разноцветной лавы покрывала все пространство до самого горизонта. Можно было заметить абрисы старого города – линии улиц и ряды домов. Теперь они напоминали искривленные термитники или песочные замки, которые дети ставят на пляжах и которые уже тронули волны. Некоторые дома все еще возвышались на десяток метров, другие осели и лишь чуть выставлялись над поверхностью.
Маг’ма изменила и другие объекты в подвергшемся нападению городе.
Глядослух летел теперь достаточно низко над одной из бывших улиц, с обеих сторон обозначенной рядами довольно высоких руин. Пересылал в сознание Каетана картинки того, что некогда наверняка было машинами. Теперь они блокировали улицу – мягкие, бесформенные, словно раздутые, но непропорционально, покрытые шершавыми наростами. Некоторые, похоже, столкнулись перед самым изменением, потому что казались близнецовыми жертвами процесса некой уродливой эволюции.
– Размер глыбы, дома или машины зависит от того, – неожиданно отозвался эльф, словно сам был подключен к самолетику-разведчику, – сколько людей было внутри в момент нападения. Посмотри на этот холм, догадываешься, что оно такое?
– Да, догадываюсь, – ответил Каетан после секундного замешательства. – Автобус.
– Это неподтвержденная теория, – сказал еще эльф и так же внезапно, как включился в разговор, замолчал и вернулся к бормотанию литании.
Каетан наложил на картинку старый план города, и теперь, по крайней мере, он мог управлять глядослухом. Летел ущельями улиц, приближаясь к глыбам, которые некогда могли быть киосками, телефонными будками, лавками. Некоторые выглядели как деревья, светофоры или афишные тумбы.
Бумажная птичка взлетела выше, потому что на ее дороге вырос курган – особенно высокий и уплощенный, разливаясь во все стороны языками маг’мы. Холм покрывали разноцветные полосы, неровные пятна всех возможных цветов. Резкая желчь тут соседствовала с вороновой чернотой, васильковая синева – со снежной белизной, ярко-красный – с линялой серостью. Курган был самым высоким в городе и находился приблизительно в его центре. До катастрофы тут находился механический факультет минской политехники. Погибель пришла в среду, в 11.37, когда большая часть профессоров и студентов были на занятиях.
И именно там, на склоне холма, глядослух зарегистрировал движение – четыре фигуры, таящиеся в тени.
7
Планы – отдельные вселенные, сущности, кружащие вокруг друг друга, взаимопроникающие, но остающиеся взаимно виртуальными и нереальными. Есть законы их сближений, конъюнкций и врастаний. Материя одного Плана в другом становится фантомной частицей, словом, действенной силой, а в третьем – лишь тенью, вибрацией реальности, мимолетной эмоцией. И наоборот – культура, искусство, верования могут впитаться в магию, материализоваться с ее помощью и получить физическую сущность. Пробои соединяют Планы, словно друг на друга накладывают и пускают ленты двух разных фильмов, порой оставляя оба целлулоида, порой вырезая кадры или убирая из них некоторые фигуры или пейзажи. Оттого на экран передаются два фильма одновременно, но так, что порой виден только один из них, а порой – оба. Это метафора, которую часто используют, чтобы объяснить новичкам, что же такое Пробой, и она, скажем честно, не передает сути проблемы – микшируются и сценарии этих фильмов, а герои одного переходят в другой. Как если бы в вестернах появлялись космические пейзажи, в документалистике о Второй мировой – рыцари, в современной мелодраме – подводные пейзажи. Планы взаимопроникают, порой коллапсируют, порой сливаются, но всегда влияют друг на друга, изменяются. Границы тут не пластичны: фрагменты Земли сделались Геенной или Туманом, и в те Планы проникли части нашей вселенной.
Меч Клык и Ключ Перехода – это нулевые объекты. Одинаковые в любом Плане. Неизменные по своей структуре, функции, взаимодействию в разных вселенных. Каетан, обладая обеими, стал нулевым существом. Константой гиперпланового универсума.
На Земле ли, в Геенне или в других Планах Каетан Клобуцкий оставался человеком, его слова несли ту же силу, амулеты давали неизменную защиту, разум и тело сохраняли форму и образ.
Естественно, каждому Плану приходилось учиться, резонировать с его формой и онтологией, переводить космические законы, конвертировать языки.
Когда он умрет, из фрагментов его тела изготовят следующие Ключи. В некоторых Планах такие, возможно, сделали бы и из его мыслей. В других – из его чувств.
Задание, с которым он столкнулся сейчас, было простым и сложным одновременно. Тут сливались целых три Плана – земной, туманный и големный. Из-за этого каждый из них был ослаблен, их можно было легче распознать. Но их взаимопроникновение создавало непростой пейзаж, странные конструкции и опасные силы.
Каетан погладил висящий на шее амулет и вынул из ножен меч. Клык засиял синевой, а потом внезапно угас, декодируя новые универсумы. Когда он загорелся снова, Каетан двинулся к центру мертвого города, перезапуская боевые системы.
Сперва он попытался поставить эгиды. Нанокадабровые щиты развернулись вокруг него, слой за слоем, как медузы. Первыми настроились внешние оболочки, самые чувствительные, реагирующие даже на остаточные эманации фагов. Могли отыскать след йегера, оставленный много недель назад, и предвидеть появление Черного в данной локации за два дня. Если Каетан должным образом концентрировался, они даже ощущали, что некий слуга балрогов думает о том месте, где сейчас находится географ. Сейчас внешние слои генерировали только шум, не посылая чувствам человека никаких полезных сведений.
Очередным слоем – хотя слово «очередной» не совсем точно указывало на взаиморасположение полей, раскинувшихся в семи измерениях четырех Планов, растянутых на скелете эфирной тени Каетана, – были наступательные эгиды. Они порождали энписов географа, которые впитывали выкрикиваемые им боевые призывы, именно тут военные мантры свертывались в смертоносные клинки.
Дальше шли, собственно, эгиды. Невидимые щиты, которые оберегали от мор, то есть боевых энписов Черных; от кованого оружия – из железа, кости, кремня, мысли, усталости, крика, бегства, крови и темноты; от смрада йегерских разумов, хаоса ритуалов, эманаций желаний.
Последний слой состоял из эгиды, которая звалась Гадесом. Если бы фаги проникли сквозь защитную систему и запятнали сознание Каетана, щит должен был сомкнуться на его теле и душе в самоубийственной хватке, чтоб ни одна капля силы географа не досталась балрогам. Каетан попросил короля об этой охране буквально через миг после того, как отказался отдавать Клык. Он не исследовал ассемблеры этой эгиды, чтоб не пытаться ее нейтрализовать. Также он не знал, что еще владыка эльфов и людей вплел в основу щита и в каких ситуациях Гадес активируется.
Когда Каетан переходил в другой План, у него было две возможности. Он мог перенастроить эгиды, приспособить их к магии и физике нового мира, что увеличивало его силу и доставляло немало информации, но одновременно создавало угрозу, что основа чужой страны оставит на матрицах эгид след, изменит их на слишком долгое время. А это могло повлиять на работу щитов в схватке с главным противником – балрогами и их слугами. Порой Каетан рисковал и синхронизировал эгиды с основой, перенося большую часть своей силы в новый План. Но бывало и так, что он не решался на это, и тогда делал по-другому: полагался на оборудование, чародейские формулы и физическую силу.
