– Не имею чести знать о столь лестных и, разумеется, немилосердно преувеличенных отзывах, – тонко улыбнулся юноша.
– Я к тому, что, возможно, вы немного архитектор или инженер?
– Если вам угодно интересоваться, разбираюсь ли я в тонкостях крепостного строительства…
– О да, да, сударь, я спрашиваю вас именно об этом, ведь вы сами видите, – дю Плесси выразительным жестом обвёл городские укрепления, – что это новый Илион.
– Неужели вы рассчитываете провести здесь следующие десять лет? – пошутил гасконец.
– Просто хочу знать, что вы можете предложить во избежание подобного развития событий, – вздохнул маркиз.
– Мне, безусловно, далеко до господина Вобана, но, если вы настаиваете, я немедленно примусь за изучение наружных планов, – обещал д’Артаньян.
– Да, прошу вас об этом лично, граф, а мы… Мы пока начнём обстрел города.
В самом деле, он отдал приказ адъютанту, и тот немедленно ускакал. Сам д’Артаньян побрёл в расположение полка, пытаясь мысленно свести воедино все сооружения, раскрыть загадку которых оказалось не по силам лучшим военачальникам его христианнейшего величества. Был, правда, в штабе один полковник, по слухам близкий к суперинтенданту финансов, а с ним ещё два-три офицера рангом пониже, которые утверждали, будто видели что-то похожее на каком-то острове, но их мало кто слушал именно из-за их преданности Кольберу.
Как ни старался д’Артаньян в дороге подумать об осаде, в голову ему лезли совсем другие мысли. Со времени отъезда королевского двора во Францию он послал в Версаль множество пылких писем, в ответ на которые не получил ни строчки. При этом Монтале, по словам Маликорна, уверяла того в своих письмах в том, что Кристина любит д’Артаньяна по-прежнему. Но легко ли было поверить в это самому д’Артаньяну, истомившемуся в ожидании весточки от любимой?
Зато известия от герцога д’Аламеда приходили с завидной регулярностью, но откуда было знать мушкетёру, что происходило это потому, что Арамис не прибегал к услугам королевской почты. Теперь, когда рядом не было отца д’Арраса, д’Артаньян находил записки генерала иезуитов в своей палатке, не ведая, кто, когда и каким образом их туда приносит. Скорее всего, полагал он, то был один из капелланов, но это предположение юного лейтенанта оставалось не более чем предположением. В последний раз он получил известие следующего содержания:
«Мститель успокоен».
Ни обращения, ни подписи это послание, как мы видим, не содержало, но читатель охотно согласится, что оно стоило, по меньшей мере, целой главы. Что ни говори, нашему гасконцу заметно полегчало, когда он прочёл его. Открытой, явной угрозы он не страшился, но кого может воодушевить постоянное ожидание предательского кинжала или пули в спину?
Добравшись до палатки, он наконец собрался с мыслями, но тут его отвлёк мощный залп французских батарей, а через минуту – страшный взрыв, сотрясший всё вокруг. Выбежав из шатра, стоявшего на небольшом возвышении, он моментально догадался о причинах произошедшего, и сбивчивое объяснение одного из солдат, покрытого грязью, копотью и кровью, ничего не добавило к его умозаключениям.
Открыв бомбардировку Лилля лёгкой артиллерией (а тяжёлыми орудиями, как мы знаем, завоеватели попросту не располагали), осаждающие не приняли в расчёт расстояния между батареями и городом на том участке, где находились «королевские кулеврины». Как и следовало ожидать, ответный залп этих грозных пушек превратил французскую батарею в вулкан, убив и покалечив около тридцати человек.
Напряжённо всматриваясь в это месиво из покорёженного железа, человеческих тел и взрытой почвы, пропуская мимо ушей всеобщий гомон и стоны раненых, отрешённо наблюдая за спешным переносом уцелевших пушек, д’Артаньян вдруг разгадал секрет крепости. Недаром, недаром испанцы сосредоточили здесь мощнейшие свои орудия…
Спустя четверть часа мушкетёр лихо соскочил с коня возле маршала дю Плесси, хладнокровно отдававшего чёткие распоряжения офицерам. Подняв на него свои утомлённые глаза, в которых погас привычный блеск, маршал попытался улыбнуться:
– А, это снова вы, друг мой. Вот видите, как вышло, а ведь это только начало.
– Я вернулся по поводу вашего приказа, – поклонился д’Артаньян.
– А разве он был неясен? – заволновался дю Плесси. – Простите, граф, если…
– Нет, что вы, господин маршал, я всё понял и, кажется, догадываюсь теперь…
– Уже? – изумился маркиз. – Но как это возможно?
– Испанцы сами натолкнули меня на одну идею.
– Любопытно.
– Да не очень, – тряхнул головой молодой человек, – всё просто.
– Неужели так уж просто? – усмехнулся маршал, поводя мутным взглядом на контрвалационную линию.
– Двенадцать или даже тринадцать «королевских кулеврин» на этой стене, и больше ни одной по периметру, так? А между тем наши основные силы собраны вовсе не на этом участке, они с маркграфом Гюмьером и господином де Креки.
– Верно, – озабоченно согласился дю Плесси.
– Взгляните на Сен-Мадлен, сударь! – торжествующе воскликнул д’Артаньян. – Посмотрите внимательно и примите к сведению, что перед вами – ключ к городу, «ахиллесова пята» Лилля!
И юноша указал маршалу на сизую громаду бастиона, высившуюся подобно утёсу среди шторма. Ежеминутно он окутывался клубами дыма: то испанцы вели ожесточённый мушкетный обстрел ближних траншей противника.
– Если нам удалось бы захватить Сен-Мадлен, кастильцам осталось бы только взорвать свои ставшие бесполезными пушки. С этого бастиона продольно обстреливаются идеальные подступы к испанским позициям, – объяснил д’Артаньян.
Лицо маршала просветлело: следуя за светочем мысли мушкетёра, он ясно увидел его правоту.
– А ведь и правда! – громко восхитился он. – Бастион – ключ ко всему: к городу, к Фландрии… К победе!
Излишне описывать те восторги, которые обуревали штабных офицеров при известии об открытии д’Артаньяна. Сам граф де Суассон сердечно пожал руку юноше, затем обнял его и растроганно молвил:
– Вы блестящий стратег, мой мальчик, полководец от Бога. Ваш великий отец мог бы гордиться вами.
Один лишь барон де Лозен не сказал своему земляку ни слова, зато немедленно выступил с инициативой:
– Я беру на себя ответственность за штурм Сен-Мадлен. Мои мушкетёры, – Пегилен не преминул сделать акцент на слове «мои», – легко сладят с ним.
– Прошу прощения, капитан, но, во-первых, без особой лёгкости, а во-вторых, не известно, сладят ли вообще: бастион прикрыт огнём «королевских кулеврин». Пытаться взять его наскоком, без тщательной рекогносцировки и надёжного плана было бы ребячеством, – рассудительно сказал д’Артаньян.
– Это по-вашему, сударь, а по-моему, сие необходимо королеве и Франции, – несколько высокомерно отвечал Пегилен, радуясь как ребёнок возможности противопоставить рассуждения лейтенанта долгу службы.
