Так, без сомнения, случилось бы и на сей раз: маркиз, хмуро выслушав донесение одного из своих шпионов, только развёл руками и отпустил того, узнав о визите францисканца. С преподобным д’Аррасом господин де Салиньяк уже встречался несколько раз при дворе, причём составил исключительно благоприятное мнение об этом образованном и проницательном священнике. Поэтому сейчас, подивившись неожиданности такого визита, он всё же принял его не без удовольствия.
Обменявшись любезностями, больше походившими на приветствия сельских пастырей, оба замолчали, предоставляя собеседнику начать беседу. Первым, как и следовало ожидать, не выдержал Салиньяк:
– Право же, я несказанно польщён тем, что такой занятой человек, как вы, облечённый множеством обязанностей и доверием нашей королевы, нашёл время навестить брата своего во Христе.
При этом левый уголок его рта искривился так, что это можно было бы принять за улыбку, обладай отец д’Аррас чересчур развитым воображением.
– Ваши неисчислимые заслуги перед матерью-церковью заставляют меня смущаться ваших слов, господин де Салиньяк, – откликнулся монах.
– О, я делаю что могу в чаянии того, что потомки оценят мои скромные усилия, наслаждаясь Царствием Божиим, которое неминуемо придёт на нашу грешную землю, – смиренно кивнул маркиз, даже не подумав отрицать своей значимости в мировом католицизме.
– Мне известно ваше святое усердие, – продолжал монах, – и потому-то я и явился к вам, сподвигнутый стремлением приблизить к земле час второго Эдема, чего, как известно, можно достичь одним лишь способом.
– Молитвами, преподобный отец, молитвами и умерщвлением плоти, – понимающе вздохнул маркиз и сложил руки, как бы приглашая собеседника немедленно приступить к означенным мероприятиям.
Но у отца д’Арраса было особое мнение на сей счёт. Не горя желанием умерщвлять свою плоть в обществе Салиньяка, он вставил:
– Да-да, сударь, молитвами, воздержанием, а ещё – наказанием грешников.
– Разумеется, – легко согласился Салиньяк, и глаза его зажглись благочестивой кровожадностью, – грехи следует искупать.
– Да и ересь… – озабоченно добавил францисканец.
Казалось, почтенного маркиза хватит удар.
– Ересь отвратительна, – прошипел он, осеняя себя крестным знамением, – ересь искупить невозможно!
– Ну, как же, как же, брат мой, – охладил его исповедник Марии-Терезии Австрийской, – а очищающий огонь?
– О да, только на костёр! – кивнул маркиз, давно томимый мечтой об аутодафе.
– Воодушевление нашим столь полным взаимопониманием заставляет меня быть с вами предельно откровенным.
– Прошу вас, преподобный отец, не таите от меня ничего, что может оказаться полезным нам обоим и Богу.
«Каков фарисей!» – усмехнулся про себя д’Аррас, вслух же произнёс:
– Я намерен поставить вас в известность об одном прискорбном происшествии, имевшем место при дворе его христианнейшего величества. Очевидно, что, невзирая на благочестие короля и королевы, большинство их приближённых погрязло во всевозможных грехах, что делает Версаль вместилищем многих зол.
– Да, это видно с первого взгляда, – ощерился Салиньяк, – все эти богопротивные статуи…
– Скульптуры, даже языческие, сами по себе не могут вызвать у Господа такого гнева, как проступки живых людей.
– Все, все там развратники и воры, – убеждённо заявил маркиз, выпячивая нижнюю губу.
– Бесспорно, – не стал перечить д’Аррас. – Однако, как мне кажется, следует предоставить светской власти самой ловить казнокрадов, наделив церковь правом суда над распутниками и другими злодеями, посягающими на религию.
Маркиз сам полез в ловушку:
– Это было бы не только мудро, но и в высшей степени справедливо. Храм сам покарает своих недругов!
– Вот-вот, я и говорю, что дуэли…
– А! – вырвалось у Салиньяка.
Он вытаращил глаза на францисканца, недоумевая, какое тому может быть дело до дуэлей.
– Дуэли, преподобный отец? – уже другим тоном переспросил он, кляня себя за излишнюю экзальтацию.
– Именно, господин де Салиньяк, дуэли. Ибо само понятие сатисфакции грешит противу Священного Писания, исключая прощение, на котором и зиждется христианство. А отрицая прощение, дуэлисты, натурально, отвергают Христа.
Маркизу трудно было не согласится с суждением монаха, тем более, что оно как в зеркале отражало его собственные умозаключения, однако, начав понимать, к чему тот клонит, он уже искал пути к отступлению.
– Вы правильно говорите, отче.
– Благодарю.
– Прощение, божественное прощение… Иисус принял за нас смерть на кресте, но простил своих палачей. Не он ли говорил апостолу: «Прости столько раз, сколько хочешь, чтобы прощали тебе»?
– Он примерно так и сказал, – подтвердил д’Аррас.
– И это значит, что мы, скромные служители церкви, обязаны следовать примеру Спасителя и прощать грешников.
– Как виконта де Макона? – иронически подхватил монах.
– Но он убил своего противника, – вяло запротестовал маркиз, пряча взор, – а это совсем другое дело. Убийство – страшный грех.
– А барон де Вильфранш? – с притворным изумлением спросил д’Аррас. – Он тоже убил шевалье д’Ориака?
– Нет, однако никто из них не раскаялся в содеянном, – гнул своё маркиз, – потому-то их и арестовали.
– Помнится, кавалер Мопертюи довольно-таки убедительно просил у вас и у Господа прощения, только что в ногах не валялся, а разве он и его незадачливый противник не в Бастилии? – откровенно издевался минорит.
– Время от времени приходится примерно наказывать нарушителей эдиктов, – устало пробубнил Салиньяк, – без этого тоже нельзя, но знали бы вы, как я об этом сожалею.
Отец д’Аррас аж сощурился, чтобы разглядеть небывалое – сожалеющего о чём-либо маркиза де Салиньяка, но сожаления там не было и в помине. Разочарованный, он кивнул:
– Рад слышать. Я к вам как раз по такому поводу.
– Правда? – разыгранно удивился маркиз, выстукивая нервную дробь на подлокотниках кресла.
Монах снова кивнул:
– Вы в своём богоугодном затворничестве и не подозреваете, разумеется, о том, что происходит за стенами вашего дома, там, во дворце. А между тем творится ужасное: дворяне режут друг друга на глазах у короля!
– Как! Его величество видел дуэль?! – содрогнулся Солиньяк.
Поломав себе голову над вопросом, чем же была вызвана эта судорога – страхом за моральный облик короля или обыкновенной злобой, францисканец объяснил:
– Клянусь, брат мой, от этого его отделяла лишь дверь, ибо они затеяли драку рядом с его кабинетом.
– Возмутительно! – искренне выкрикнул маркиз.
