– Что заставляет вас думать так, герцог?
– Бог мой, да то, что такое случается впервые: до вчерашнего дня у дверей её величества стоял обычный гвардейский наряд, уж конечно не уполномоченный останавливать всех без разбора, пропуская внутрь лишь священнослужителей.
– А выпускать? – живо поинтересовался гасконец.
– Только её величество, её испанских прислужниц либо маркизу де Монтеспан.
– И больше никого?
– И больше никого, – подтвердил де Жевр.
– Странно.
– Согласен с вами, господин капитан.
Д’Артаньян задумался о том, почему столь оригинальное новшество приурочили именно к его возвращению, а ещё о том, что господин де Жевр подчинялся, как и он сам, непосредственно королю и в мирные дни никак не зависел от капитана королевских мушкетёров. Всё ж де Жевр – это не полковник швейцарцев… Юноша решился:
– Ваша светлость!
– Да, сударь?
– Вам известно о том уважении, которое я питаю к вам и к дружбе, бывшей между вами и моим отцом.
– Это правда, граф, – поклонился де Жевр, тронутый учтивостью д’Артаньяна, – господин маршал оказывал мне честь называть меня в числе своих друзей.
– И вспоминал об этом с гордостью даже в последние свои дни, – вставил мушкетёр, оживляя в памяти недолгие часы, проведённые им рядом с отцом, и их разговоры.
– Счастлив это слышать из ваших уст, господин д’Артаньян.
– И я так же хорошо понимаю, что ваше отношение ко мне могло измениться со вчерашнего дня.
– С чего бы? – удивился де Жевр.
– Ну как же. Я ведь арестовал вашего лейтенанта.
– Ах, вы о де Варде, – рассмеялся командир гвардейцев, – но вам, сударь, ни к чему тяготиться этим – вы же выполняли королевский приказ; а что до меня, то здесь и вовсе не о чем беспокоиться.
– Правда?
– Клянусь вам, – пожал плечами де Жевр, не переставая смеяться, – граф де Вард, право, оказал мне немало медвежьих услуг за время войны: не далее как сегодня утром, принимая пост, мне довелось выслушать от его величества некие малопочётные слова касательно потери «королевских кулеврин». Так что де Варду ещё повезло, что вы спровадили его в Бастилию, сударь: я обычно не склонен принимать все удары на себя, если они мною не заслужены.
– Тем более… Значит, я могу обратиться к вам с просьбой.
– С какой, граф?
– Но… – д’Артаньян выразительно посмотрел на двух безмолвных гвардейцев.
Собеседник понял:
– Давайте отойдём в сторонку, господин д’Артаньян, – предложил он, хлопнув гасконца по плечу, – думаю, несколько шагов не сочтут самовольным уходом с поста.
Отдалившись от караула настолько, что, по крайней мере, приглушённые голоса не могли стать достоянием чутких ушей кадетов, они продолжили прерванную было беседу:
– Итак, моя просьба, герцог, – начал д’Артаньян неловко.
– Не стесняйтесь, сударь, – поощрил его де Жевр, – думается, мне в ближайшем будущем придётся довольно часто тревожить вас своими просьбами, а потому мне было бы очень кстати сейчас обязать вас авансом.
– Ах, господин де Жевр, располагайте мною в любое время, – заверил его д’Артаньян.
– Благодарю, не премину, – улыбнулся командир гвардейцев, – однако вы говорили…
– Мне необходимо свидеться с одной особой, сударь, – твёрдо объяснил д’Артаньян.
– А сия особа, полагаю, скрыта за спинами моих удальцов? – понимающе сощурился де Жевр.
– Именно.
– Ну что ж, господин д’Артаньян, – закусил ус гвардеец, – просьба серьёзная, и мне, как дворянину, поверьте, хотелось бы удовлетворить её немедленно. Но приказ…
– Да, приказ… – затуманился гасконец, не сводя всё же глаз с де Жевра.
– Приказ очень строг.
– Как и любой приказ.
– Справедливо, однако тут не то, что на поле боя – здесь всё на виду, и вы понимаете, сударь, что меня могут выдать мои же солдаты. И тогда не исключено, что сегодня вечером вы явитесь уже ко мне предложить составить компанию моему лейтенанту.
– Скорее я отправлюсь туда с вами, – уточнил д’Артаньян.
– Я знаю, вы благородны, как и ваш отец, но…
– Но?..
– Я не могу пропустить вас так, чтобы об этом не стало известно всему двору, а ведь это нежелательно для вас столько же, сколько и для меня, верно?
Д’Артаньян был вынужден признать правоту де Жевра.
– Тем не менее выход есть, – успокоил его герцог.
– Неужели? – оживился д’Артаньян.
– Да, в приказе особо оговаривается, что испанские фрейлины вольны покидать апартаменты её величества в любое время: должны же они исполнять поручения королевы, а без свободы передвижения, знаете ли…
– Но…
– Подождите, господин д’Артаньян, я заранее знаю, что вы хотите сказать. Полагаю, что могу устроить вам это свидание.
– Сударь, я ваш вечный должник.
– О чём речь, граф? Ещё одно…
– Слушаю вас.
– Отправляйтесь сейчас к себе. Вы ведь располагаете временем?
– У меня есть по меньшей мере час.
– Этого более чем достаточно, сударь. Думаю, я обернусь за двадцать минут.
– Спасибо, ваша светлость, я…
– Идите же, господин д’Артаньян, я рад услужить вам, но сейчас – идите, иначе солдаты, как бы они ни были просты, смогут всё же сопоставить факты – и тогда… Идите, мы теряем время.
Юноша поспешил последовать совету де Жевра и быстрым шагом направился к концу коридора, в то время как капитан гвардейцев вернулся к своему караулу. И только входя в свои комнаты, он сообразил, что не назвал де Жевру имени той, с которой мечтал встретиться. Придя в отчаяние от собственной рассеянности, он с силой швырнул плащ на туалетный столик и, рывком сняв перчатки, отправил их следом. Бросившись было назад, тут же остановился: момент был упущен, и повторный его приход к дверям королевы неминуемо внушил бы подозрения гвардейцам, похоронив тем самым последнюю надежду. Но отчего сам де Жевр не поинтересовался этим существенным аспектом? А, чёрт возьми, что говорить о де Жевре, когда он сам умудрился запамятовать? Винить следует себя одного, больше некого…
Беседуя с самим собой в таком духе, д’Артаньян не услышал скрипа открываемой двери, оперевшись на подоконник и с отчаянием глядя на сползающие по стеклу первые капли дождя. Однако звук шагов он услышал и резко обернулся.
Перед ним стояла Кристина. Кристина, откинувшая густую вуаль, и в чёрном парике, но всё же – она! Порывисто кинувшись к ней, д’Артаньян обнял её, прижимая к сердцу и запечатлевая на зовущих устах нежный поцелуй.
