– Благослови Бог де Жевра, – пробормотал он.
– О, какой же ты молодец, Пьер, – шепнула девушка, беря его лицо в ладони, – как ты здорово надоумил господина де Жевра!
– Я?
– Да, он рассказал, что это, – девушка провела рукой по накладным смоляным кудрям, – твоя идея. Разве с такой причёской, да ещё под вуалью, я не похожа на уроженку Андалусии?
– Ты вылитая испанка, Кристина, – заверил её д’Артаньян, целуя белые руки девушки, – знала бы ты, как я истосковался по тебе.
– И я тоже, – в глазах фрейлины стояли слезы.
– Ты плачешь, любовь моя! – встревожился д’Артаньян. – Что случилось?
– Не знаю, – покачала она головой, – просто, наверное, я очень сильная, раз смогла провести целые сутки рядом с тобой, не приближаясь, почти не видя – и не сойти при этом с ума…
– Ну что ты, что ты, – успокаивал её юноша, усаживая рядом с собой на софу и беря за руку.
– Главное то, что ты жив.
– Жив, и люблю тебя в тысячу раз сильнее.
– Боже мой… – прошептала девушка, поднимая лазурные глаза, полные слёз и счастья, на своего возлюбленного.
– Неужели ты сомневалась в этом, родная? – спросил мушкетёр.
– Да, – вырвалось у девушки.
– Но почему? – улыбнулся д’Артаньян. – Ответь мне.
– Я так долго узнавала о тебе лишь из писем господина де Маликорна, что начала думать, будто он вводит меня в заблуждение касательно твоих чувств ко мне, Пьер, – просто, чтобы не ранить.
Вот оно – Кристина первая рискнула затронуть тему, сжигавшую обоих влюблённых. Однако реакция д’Артаньяна немедленно рассеяла все подозрения фрейлины королевы.
– Из писем Маликорна! – вскричал д’Артаньян изумлённо. – Но почему не берёте вы в расчёт мои письма?
– Ваши? – прошелестела Кристина. – Ваши письма?
– Да, больше дюжины писем, что я отослал вам.
– Но, Пьер, клянусь вам, что я не получила ни одного!
– Не может быть, – лицо д’Артаньяна окаменело, – теперь-то я понимаю…
– Правда?
– Ну да. Произошла страшная ошибка: какое-то чудовищное стечение обстоятельств. Так вы не получили ни одного письма, Кристина? Правда, ни одного?
– Ни строчки.
– Это невероятно. О нет, я верю вам, верю, но это не может быть случайностью. Именно мои письма, надо же! Кто-то явно пытался навредить мне – что ж, у него это получилось, будь он проклят!
На секунду д’Артаньян подумал о де Лозене, но врождённое благородство тут же заставило его прогнать от себя эти мысли: после того, что произошло между ними, он не считал Пегилена способным на такую подлость.
– У вас, должно быть, немало врагов, – испуганно произнесла Кристина, – будьте осторожны, умоляю!..
– О любовь моя, эти враги не слишком-то опасны, раз не отважились ни на что, помимо похищения писем. Я опасаюсь лишь того, что они способны скомпрометировать вас, Кристина, а потому…
– Что, Пьер?
– Следует немедленно объявить о нашей помолвке, пока не пошли сплетни… если ещё не пошли. Нельзя допустить, чтобы было опорочено ваше имя. Вы согласны?
– Я? О да, да, Пьер, ведь я так люблю вас, и… но вы же идёте на это не только по этой причине?
– А сами вы как думаете? – слегка укоризненно спросил д’Артаньян.
– Простите…
– Не за что, моя дорогая. Итак, на празднике, хорошо?
– Да, да, как пожелаете.
– Как же вы должны были страдать, – тихо произнёс гасконец, – что должны были думать обо мне.
– Что вы!
– Да нет, я понимаю, понимаю: ни одного письма, подумать только – вы имели полное право негодовать. Я понимаю, милая, почему вы не писали мне сами.
– То есть… – поразилась девушка, – то есть как?
– Что?
– Как не писала? – она неверяще глядела на него.
– Ну, разумеется, так как не получили от меня ни единой весточки.
– Пьер… уверяю…
– Да я ни в чём вас и не виню. Тут вообще нет ничьей вины… кроме того, разумеется, кто это устроил.
– Я не о том, а… Я писала вам, и часто.
– Да? – побледнел д’Артаньян.
– Я даже счёт знаю своим письмам, – пробормотала Кристина, – ну, это понятно: мне-то что ещё оставалось, кроме того, как считать их?
– И?..
– Семнадцать писем, Пьер.
– Семнадцать, – повторил д’Артаньян, чувствуя внезапную сухость в горле.
– Да. И вы, что же, не получили их?
– Ни одного, – выдохнул д’Артаньян, пытаясь осознать происходящее.
– Это немыслимо. Невероятно!
– Да-да, – процедил гасконец, – всё куда серьёзнее, чем я полагал.
– О!..
– Понимаете, родная моя, ведь если этот неизвестный перехватывает почту с обеих сторон, то это – кто-то из придворных, а не из офицеров, воевавших со мной и имевших теоретическую возможность порыться в почте, отправляемой во Францию.
– Верно, – в свою очередь побледнела девушка.
– И это очень опасный и влиятельный человек, – продолжал капитан мушкетёров, – ведь, безусловно, не каждый может извлечь около тридцати писем за четыре месяца из общей массы.
– Правда…
– Я клянусь вам, что разузнаю, выясню личность этого негодяя, а когда выясню…
– Что тогда?.. – испугалась девушка.
– Я не просто убью его, – покачал головой д’Артаньян. – Дворянин, – а это мог быть только дворянин или, вернее, пародия на дворянина, – может задеть честь другого дворянина и дать ему удовлетворение, но не имеет права ранить его сердце, ибо за такое преступление нельзя рассчитаться шпагой. Итак, я не просто его убью, а сделаю так, что он будет до конца своих жалких дней мечтать о смерти. Клянусь вам в этом, Кристина, ибо он задел и вас, клянусь на священном мече моего отца. Вы будете отомщены, отомщены страшно…
– Пьер!..
– Нет, не просите меня! – перебил её д’Артаньян. – Клятва дана, она священна и не может быть взята назад. Оставим это, любимая, и поговорим лучше о нас…
Именно этой теме они и посвятили всё оставшееся у них время, после чего Кристина с теми же, что и раньше, предосторожностями, вернулась к себе, не вызвав ничьих подозрений, так что в тайну этого свидания остались посвящены лишь два человека – Мария-Терезия Австрийская и находчивый де Жевр.
XVIII. Игра у короля
Пока господин суперинтендант, без усилий рассчитавшийся с Лувуа, распределял два миллиона шестьсот тысяч ливров, на которых ему удалось сойтись с королём после долгих и мучительноых препирательств, больше походивших на торг лавочников с моста Менял, вся высшая французская знать усиленно готовилась к победным торжествам. За три дня до открытия празднеств в Версаль прибыл Филипп Орлеанский с женой и свитой. И хотя красивое лицо принца было мрачнее грозовой тучи и по всему виделось, что он с куда большим удовольствием остался бы в Сен-Клу, Людовик принял брата неожиданно приветливо, а принцессе даже подарил рубиновую диадему Анны Австрийской. Однако в корне пресёк первую же попытку герцога завести светскую дискуссию по поводу погоды в Италии и архитектурных достоинств Колизея. Раздосадованный пуще прежнего, Филипп удалился, а через полчаса было объявлено, что вечером в его честь состоится спектакль: король не желал раскола в собственной семье.
