– Разумеется, владыки, перед которым меркнет всё земное, – глухо отвечал монах, осеняя себя крестным знамением, как при произнесении имени Антихриста.
– Вы о султане? – нетерпеливо уточнил мушкетёр. – Ясно, однако, я желал бы знать подлинное имя моего врага.
– Это так понятно, – пробормотал д’Аррас, – и я назову его вам – конечно, назову.
– Благодарю.
– Но…
– Ах, преподобный отец, вы вонзаете мне в грудь тысячу кинжалов, – в отчаянии воскликнул д’Артаньян, – скажите!
– Прежде поклянитесь мне ничем не выдать своего знания, – торжественно провозгласил монах, – обещайте не причинить ни малейшего беспокойства тому лицу, которое станет вам известно. Подождите, – прервал он негодующий жест юноши, – я не договорил. Итак, немедленно клянитесь ни вздохом, ни взглядом не смутить безмятежного покоя этого человека… до той поры, пока сам герцог д’Аламеда не скажет: «Время!» – и он окажется в вашей власти. Тогда и поступите так, как подскажут вам гнев и совесть. Клянитесь же, граф.
– Слово, преподобный отец.
– Превосходно…
– Имя?
– Разве я не назвал вам его? А владыка, царь царей, про которого сказал я вам только что? О нет, сын мой, это не султан, а тот, кто ставит себя несоизмеримо выше…
– А!
– Он – Людовик Четырнадцатый, французский король, самодержец, подделавший костюм вассала ради того, чтобы похитить невинность его невесты.
– Подлец, – простонал д’Артаньян сдавленным голосом.
– Несколько лет тому назад он обошёлся много хуже с сыном графа де Ла Фер, затем – с Пардайаном де Монтеспаном и бог знает с кем ещё.
– Да, я знаю, знаю, – процедил юноша, ломая себе руки, – будь он проклят!
– Вы дали слово, – напомнил обеспокоенный состоянием гасконца д’Аррас.
– Не зная ровным счётом ничего! – яростно возразил д’Артаньян. – Не зная того, что мне предстоит услышать, какую боль, какой позор пережить! Но вы, отче, вы-то знали и настояли на этой клятве, которая жжёт меня клещами палача! Как вы могли, как?!
– Успокойтесь и вспомните: ведь я обещал дать вам возможность поквитаться.
– С кем?! – вскрикнул д’Артаньян, не помня себя от гнева. – С королём?!
– А что тут такого?! – возвысил голос д’Аррас. – Только не убеждайте меня в том, что вам не по себе от этой мысли. Я, граф, изучил вас достаточно хорошо для того, чтоб утверждать: ни один земной государь не может, задев д’Артаньяна, чувствовать себя в безопасности лишь потому, что голову его украшает золотой обруч с зубцами. Или я не прав и звание христианнейшего короля позволяет Людовику, по-вашему, вершить беззаконие? Если так – скажите.
– Нет.
– Вот как?
– Король он или нет – мне всё равно, отче, – тихо, но твёрдо произнёс д’Артаньян, – и что бы там ни случилось, вам надобно помнить об одном: вы, преподобный отец, обещали мне удовлетворение и, Богом клянусь, если вы не сдержите слово, то и я почту себя свободным от всяких клятв, и…
– Не надо, сын мой, не продолжайте, – прервал его д’Аррас, – верьте: ваш час близок.
– Как могу я быть уверен в этом? – с сомнением покачал головой юноша.
– Легко, – тут же откликнулся монах, – коль скоро я передаю волю монсеньёра.
– Ах, вот оно что…
– Именно, граф, так что будьте покойны.
– Ещё одно, отче.
– Да?
– Кто был пособником короля в деле с костюмом?
– Граф де Сент-Эньян, – быстро ответил францисканец.
– Мне следовало бы догадаться, – хмуро кивнул д’Артаньян, – должен ли я щадить пока и его?
– Это было бы разумно: убить Сент-Эньяна сейчас – значило бы испортить всё дело, выдать и погубить себя.
– Понимаю.
– Вообще, я не разделяю этого вашего намерения. Ну, ладно виконт де Бражелон: он-то собирался заколоть адъютанта от бессилия, не имея возможности рассчитаться с настоящим обидчиком. Но вам я обещал, вспомните – обещал – шанс отплатить господину, а не слуге. Поразмыслите над этим, а пока будет лучше, если вы подавите в себе всякую злость… совсем ненадолго.
– Надеюсь, что ненадолго, преподобный отец.
– Как и я, граф, как и все мы.
– О боже!
– Что ещё, сын мой?
– Кристина!.. Я оставил её там совсем одну, и… Господи, какой я эгоист: ведь он мог вернуться.
– Он?
– Людовик, – с отвращением бросил д’Артаньян.
– Не волнуйтесь.
– Право же, у вас на всё один ответ, отче, – запротестовал мушкетёр, – разве у меня нет причин беспокоиться?
– Нет, раз я делаю это за вас.
– Вы?
– Я волнуюсь обо всём, и за всех беспокоюсь именно затем, чтобы оградить от волнений и беспокойства тех, кто обременён иными заботами… своих друзей и друзей его светлости.
– Значит? – с надеждою спросил юноша.
– Мадемуазель де Бальвур вне опасности.
– Где же она?
– У себя, то есть у королевы, – спокойно объяснил священник.
– Слава Богу! – с чувством выдохнул капитан.
– Ему – в первую очередь, – кивнул д’Аррас, – теперь всё хорошо?
– Нет, отче, нет, но теперь я могу набраться терпения ждать. Однако умоляю – не испытывайте его слишком долго, иначе…
– Ах, сын мой, месть – занятие бессмысленное, если вершить её на горячую голову. Секрет в том, как превратить месть в возмездие, имеющее помимо несомненно объективной причины ещё и реальную перспективу. Мстят солдаты, полководцы же – вершат возмездие, вот и вся разница. Чего желаете вы, граф?
– Возмездия, отче, страшного и неотвратимого, для своего врага.
– Аминь, – небесный сполох высветил улыбку на лице д’Арраса. – Да свершится предначертание судьбы ad majorem Dei gloriam!..
XXVIII. Капитан и король
Граф де Сент-Эньян, поджидавший короля в условленном месте в солидном удалении от популярных маршрутов подобных празднеств, при всей своей проницательности не сразу понял, кто именно выскочил из чащи прямо напротив него в султанском обличье. О, граф был достаточно дружен с логикой, чтобы предположить, что это именно тот, с кем он и сговаривался, то есть Людовик XIV. С другой стороны, поведение султана, бежавшего вприпрыжку и то и дело оглядывавшегося назад, будто в чаянии вооружённой погони, столь мало соответствовало образу Короля-Солнце, что у Сент-Эньяна невольно засосало под ложечкой. Уж не д’Артаньян ли это мчится к нему с целью поделиться впечатлениями от увиденного, а заодно и отправить сообщника короля в лучший из миров? Сомнения рассеял задыхающийся голос из-под маски:
