Его размышления были прерваны приглушёнными голосами, донёсшимися из-за дверей. Беседовали двое мужчин, и, прислушавшись, Маликорн не без страха узнал голоса герцога Орлеанского и его конюшего.
– Ты уверен, скажи, ты уверен вполне? – казалось, принца мучает одышка.
– Уверен, монсеньёр, – последовал твёрдый ответ.
– Мне не по себе…
– Но не вы ли приказали…
– Молчи, я умоляю, нет – приказываю тебе: молчи… Да, я знаю, что я… но я боюсь, боюсь… можешь ты это понять?
– Тише, монсеньёр, нас могут услышать… – предостерёг принца д’Эффиат, – мы же обо всём уже договорились…
Маликорн врос в дубовую дверь так, что слышал, казалось, биение сердец говоривших. Но голос Филиппа был ещё тише:
– Мне никогда не было так страшно, д’Эффиат.
– Монсеньёр, возьмите себя в руки.
– Ты прав, прав. Так, значит, всё готово?
– Да.
– Дело сделано…
– Ещё не поздно всё отменить, – занервничал маркиз, – только скажите…
– Да умолкнешь ли ты, каналья?! – неожиданно взвизгнул принц. – Ничего уже не поделать, так? Так. Так! Поздно…
– Слушаюсь.
– Едем немедленно. Покинем этот дом и не пропустим ни одного парижского притона! Все ко мне! Где этот плодовый бог Гиш, где Маникан?!
– Маникан остался отсыпаться, обещал быть к вечеру.
– Ну его к дьяволу, а шельма Маликорн?
– Мы сейчас у его дверей.
– Так стучи!
В мгновение ока Маликорн на цыпочках пересёк комнату, и когда дверь сотряс стук мощного кулака маркиза, чеканной поступью подошёл к ней, недовольно прикрикнув:
– Ну, кто там ещё? Знайте, Маникан, что коли это вы, я вас… О, монсеньёр! Какая честь… – он быстро поклонился.
– Да-да, – нетерпеливо проворчал принц, – собирайтесь, дружище, вы сопровождаете меня в Париж.
– С превеликим удовольствием, – Маликорн выпрямился, да так и застыл, поражённый внешним видом герцога.
Тут и впрямь было на что полюбоваться: обычно безупречной красоты лицо терзал беспощадный тик; под толстым слоем пудры проглядывались багровые пятна, испещрившие его нервическими оспинами; напомаженные губы скривились в страшную гримасу; глаза бегали, не в силах сосредоточиться на каком-либо предмете…
– Ну, что вы стали, как истукан? – процедил Филипп.
– Я… готов, ваше высочество, – выдавил Маликорн, подмечая, что руки герцога дрожат, как в лихорадке.
– Отлично, господа, просто замечательно. Тогда вперёд: прихватим Гиша, и в путь! Пусть дурачьё веселится в Версале, мы же тем временем взбудоражим старую столицу!..
– Я отыщу графа, – вызвался Маликорн, в душе которого уже трепетало смутное, но оттого ещё более страшное предположение, которым он хотел успеть поделиться перед отъездом с женой. – Сию минуту найду его.
– Не надо, – послышался металлический голос д’Эффиата, не сводившего глаз с лейтенанта. – Господин де Гиш во дворе: мы, вне всяких сомнений, встретимся с ним у конюшен.
– Тем лучше, – нервно поддержал его принц, – не будем терять времени!
Маликорн обречённо последовал за ними, всё больше утверждаясь в мысли, что под сводами Сен-Клу вызрел ужасающий замысел, которому он бессилен помешать.
Действительно, де Гиш прохаживался по двору, но тяжёлый взор д’Эффиата сковывал Маликорна, не позволяя ему перекинуться хоть парой слов с графом. Наконец маркиз склонился к уху принца и что-то горячо зашептал. Маликорн, решив, что самое время поделиться своими мыслями с возлюбленным прекрасной принцессы, также приблизился к де Гишу, но в эту секунду герцог, не переставая слушать маркиза, бросил в их сторону быстрый взгляд и кивнул своему наперснику. А в следующее мгновение раздался его капризный голос:
– Гиш!
Молодой граф, пожав плечами, покинул Маликорна и подошёл к принцу. А с Маликорном заговорил д’Эффиат:
– Вы что-то бледны нынче, милейший.
– Вам так показалось? – бесстрастно отозвался Маликорн.
– Именно, старина. Можно подумать, вас что-то тревожит…
– Полноте, – деланно рассмеялся Маликорн, – что может меня тяготить в мирное время? Вот грянет война – там поглядим, а пока следует, на мой вкус, наслаждаться жизнью.
– Да-да, – странным голосом молвил маркиз, – именно этим все мы сейчас с Божьего соизволения и займёмся.
– Дай-то бог, – рассеянно поддержал его Маликорн.
Через четверть часа всадники достигли развилки дорог и, не останавливаясь, помчались по направлению к Парижу. Но стук копыт за спиной заставил чуткого Маликорна, замыкавшего эскорт, обернуться и присвистнуть.
– Что такое, сударь? – осадил коня де Гиш.
– Те два всадника!..
– Где? – глухо спросил маркиз д’Эффиат.
– Вон те, – указал Маликорн, – те, что сию минуту промчались по пути из Версаля в Сен-Клу: мы разминулись с ними на несколько мгновений, и, кажется, один из них – Маникан.
– Ну и что? – с какой-то безотчётной злобой вмешался герцог. – Что же, вы предлагаете догонять этого фата? Раз опоздал, пусть пеняет на себя…
– Но второй, второй! – вскричал д’Эффиат. – Разве на нём не мушкетёрский плащ?
– Что? – упавшим голосом переспросил принц. – Как ты сказал?
– Ей-богу, я узнаю д’Артаньяна, – подтвердил де Гиш.
– Это он, он, – кивнул Маликорн.
– Что с того, что?! – принц явно был близок к истерике. – Продолжаем путь, господа, это приказ!
Однако стальная рука д’Эффиата перехватила его поводья, а ледяные очи фаворита были красноречивее его слов:
– Я предлагаю вернуться ненадолго, ваше высочество… капитан мушкетёров не является понапрасну.
И, как бы не в силах сдержать рвущегося коня, слегка наехал корпусом на лошадь Филиппа Орлеанского, шепнув ему мимоходом:
– Соглашайтесь, монсеньёр, не губите и себя, и меня…
– Ну, хорошо, вернёмся, – голос принца дрожал ещё сильнее, чем руки, – узнаем, что угодно господину д’Артаньяну. Но, если он вздумает арестовать кого-то из вас в моём доме так же, как Пегилена и беднягу де Варда, ему придётся ни с чем убраться восвояси.
– Да здравствует принц! – восхитился д’Эффиат, однако никто не разделил его эмоций.
Всадники повернули назад, но куда легче было решить догнать д’Артаньяна, нежели осуществить это. Принц с приближёнными едва миновали развилку, когда капитан мушкетёров с Маниканом влетели в настежь распахнутые ворота резиденции герцога Орлеанского. Бросив лошадей и взбежав по лестнице, они достигли фойе, где до них донёсся душераздирающий женский крик.
