– Дайте знать… что? – ненавидяще спросил де Сен-Мар, которого мушкетёры обступили с обеих сторон.
– Так ли уж трудно догадаться, сударь? – усмехнулся капитан. – То, что остров Сент-Маргерит с этой минуты принадлежит мне. Уведите его!
Оставшись один, капитан де Пресиньи сбросил с себя маску безмятежной бодрости и устало перевел дух. Шесть лет назад он украл у Людовика XIV его врага и корабль, а только что отторг от государства целый остров. Что-то будет дальше?
Если бы он знал…
XXXVII. Железная маска
Арамис оторвался наконец от окуляра и перевел ясный взор на монаха. Отец д’Олива, хотя и сохранял завидное спокойствие, так сощурил близорукие глаза, точно собирался совершить невозможное, различив происходящее на берегу. Тронутый сдержанностью своего преемника в этот судьбоносный миг, герцог д’Аламеда, выдержав краткую паузу, прокомментировал события, разыгравшиеся на Сент-Маргерит:
– Пресиньи вошёл в дом в сопровождении сержанта, а после того, как тот вернулся к шлюпкам, Розарж выстроил мушкетёров полукругом, приветствуя гарнизон. Островитяне, конечно, не пожелали ударить в грязь лицом и отсалютовали шпагами с чёткостью ополченцев. Пока они там предавались обмену почестями, гребцы направили на служак двадцать пистолетов… Описывать дальнейшее не имеет смысла, преподобный отец, ибо среди солдат гарнизона не нашлось ни героев, ни самоубийц.
– Всё вышло, как вы и предсказывали, монсеньёр, – не сдержал восхищения иезуит.
– Это было нетрудно, – пожал плечами Арамис, – главное, что этот участок береговой полосы не виден с континента, а в море сейчас нет ни одной рыбацкой лодки. Остаётся дождаться сигнала от капитана.
– За него я спокоен.
– Я тоже, – улыбнулся сановный прелат, – дело в том, что мне, неловко признаться, не терпится ступить на землю Сент-Маргерит. Э-э, я так долго ждал этого дня, что он стал казаться мне несбыточной мечтою, возможной только за гробом. И теперь, на пороге своего триумфа мне, преподобный отец, мне… Боже, мне второй раз в жизни хочется плакать. Странно то, что в прошлый раз это также случилось на палубе корабля.
Но чуда, как ни вглядывался монах в лицо генерала ордена, не произошло: слеза не оживила глаз Арамиса, хотя они и горели новым, неведомым доселе огнём.
– Я, кажется, понимаю ваши чувства, монсеньёр, – осторожно выговорил он.
В ответ Арамис покачал головой:
– Это невозможно, увы. Тех, кто мог бы разделить или хотя бы оценить их, не осталось в живых. Я – последний из рыцарской плеяды прошлого царствования, преподобный отец; последний укор молодой дворянской поросли… последняя шпага, способная вершить судьбы государств в век яда и кинжала. И то, что делаю я сейчас, последний выпад этой шпаги, и пусть он будет самым точным и сильным. Меня ничто уже не сдерживает: я знаю, что мои друзья благосклонно взирают на меня из лучшего мира, желая мне удачи. Атос, Портос, д’Артаньян и Рауль живут здесь, преподобный отец, – говоря это, герцог обнажил шпагу и благоговейно приник холодными губами к разящей стали.
Д’Олива перекрестился, воздев очи горе.
– Д’Артаньян рассказал мне при нашей последней встрече в Блуа, – продолжал Арамис, – как Людовик Четырнадцатый однажды бросил ему прямо в лицо: «Ваши друзья либо побеждены, либо уничтожены мною…» И верите ли, в глазах друга я прочёл боль и сожаление о том, чему он мог бы в своё время не помешать. Я почти уверен, что не ошибся: тот взгляд д’Артаньяна и сподвиг меня на всё это, – и он выразительным жестом указал монаху на остров.
– Ошибся король, – поджал губы монах.
– Да нет, он лишь покривил душой, – засмеялся генерал общества Иисуса, и от этого зловещего смеха редкие волосы зашевелились на голове д’Олива. – Трудно заподозрить французского короля в том, что он меня недооценивал. Он и по сей день не заблуждается на мой счёт, и я убеждён, что, если до него прежде времени дойдут наши планы, он мобилизует полстраны и в один месяц поглотит всю Испанию, лишь бы до меня добраться. Нет, он произнёс эту фразу ради того, чтобы окончательно подчинить себе д’Артаньяна. Но что это?..
Торопливым жестом поднеся к лицу зрительную трубу, он глянул в неё.
– Всё? – изрек д’Олива.
– Да, – закрыл глаза Арамис, – белый флаг. Сент-Маргерит в нашей власти.
– Первая победа в этой войне, – задумчиво сказал монах.
Ледяная улыбка чуть тронула губы генерала:
– Испании нечем гордиться – ведь её одержали французы. Но вы правы, отче: победа… и, надеюсь, решающая. Однако мы что-то медлим – шлюпка для нас давно готова.
Когда через полчаса лодка с руководителями иезуитского ордена пристала к берегу, их встречал сам капитан де Пресиньи во главе отряда мушкетёров.
– А кто сторожит пленных? – заволновался отец д’Олива, быстро сосчитав солдат.
– Гребцы, – последовал ответ командира.
– Ах, да, – вспомнил монах.
– Такие же храбрые солдаты, как эти, – заметил Арамис, одобрительно оглядывая моряков в мушкетёрских плащах, – итак, мы увеличили наличные силы острова ровно вчетверо.
– Не считая фрегата, – улыбнулся Пресиньи. – Позволю себе почтительнейше осведомиться у вашей светлости, не сочтут ли власти Антиба странным появление на горизонте «Кастора»?
– Да в общем-то не должны, – отвечал герцог д’Аламеда, – ещё третьего дня губернатор Антиба получил секретную депешу за подписью военного министра с уведомлением о прибытии судна, особо предисывающую не вступать ни в какие контакты с командой. Под страхом смертной казни, – мягко присовокупил он.
Офицер лишь поклонился в знак восхищения предусмотрительностью и неограниченным влиянием генерала.
– Как чувствует себя господин де Сен-Мар? – походя поинтересовался Арамис, направляясь к дому в сопровождении монаха и капитана.
– Зол и подавлен, – лаконично отозвался Пресиньи.
– Могу представить, – безразлично проронил герцог, и больше о нём не вспоминал.
Они вошли в замок, и лишь тогда Арамис, едва справляясь с волнением, спросил у офицера:
– Вы, сударь, узнали, где содержится узник?
– Я нашёл его камеру, монсеньёр. Вот ключ.
Скрытность и непроницаемость, смолоду пестуемые Арамисом, вмиг улетучились. Весь трепеща и тщетно пытаясь унять колотящееся сердце, он принял из рук офицера ключ, показавшийся ему тяжелее пистолета. Д’Олива с изумлением взирал на изменившееся лицо начальника: обычно напоминающее маску, теперь оно дышало одухотворённостью и горделивым вызовом судьбе.
– Вы проводите меня, капитан, – распорядился Арамис.
Пресиньи кивнул и шагнул к лестнице. Монах застыл в явном замешательстве, но тут же понял, что генералу сейчас не до него, и остался, проводив напряжённым взглядом герцога д’Аламеда и капитана.
