– Итак, сударь? – нетерпеливо сказал король.
– Итак, ваше величество получит пять миллионов, – холодно ответил министр.
– Завтра?
– Завтра в час пополудни.
– Чудесно, сударь, чудесно!
– Но, государь, могу ли я смиренно надеяться, что эта цифра больше не увеличится?
– О да, не тревожьтесь, любезный господин Кольбер. Я убедился в вашем несомненном превосходстве, и с нынешнего дня, клянусь, заброшу счетоводство. Не моё это дело, раз я допускаю миллионные просчёты. Нет, пять миллионов – это всё. Должен же и у королей быть предел! – весело сказал Людовик.
«Если бы это было так!» – гневно подумал Кольбер и сдержанно поклонился.
XVI. О том, как Людовик XIV устроил судьбу Маликорна
Выйдя из королевской опочивальни и увидав ожидающего у дверей графа де Сент-Эньяна, Кольбер ответил на его изысканное приветствие безликим кивком. Министр всё ещё находился под впечатлением потери миллиона, который намеревался сэкономить. Несмотря на это, он успел подумать о том, что вроде знаком с дворянином, скромно стоящим подле Сент-Эньяна. В эту минуту из спальни донёсся повелительный голос Людовика XIV:
– Впустить господ де Сент-Эньяна и де Маликорна!
Молодые люди, немедленно утратив скучающий вид, устремились на зов. Как легко можно заключить из предыдущего диалога, король был ещё счастливее прежнего, ибо к радужному настроению прибавились торжество над строптивым суперинтендантом и такая безделица, как сто тысяч пистолей. Сент-Эньян и Маликорн не принадлежали к числу людей, не умеющих выстроить линию поведения по одному движению бровей монарха. Их реверансы потому были не вполне безупречны, а походка – чуть более размашиста, чем дозволялось даже фаворитам. Однако, именно являясь таковыми, они знали, что королю в подобном состоянии скорее по душе некоторая вольность в словах и жестах, нежели скованность и пуританская чопорность.
Расположившись в позолоченном кресле, король обратился к Сент-Эньяну:
– Прежде всего, граф, хочу выразить вам признательность за… вы знаете, за что.
– Кажется, знаю, государь.
– Я обо всём наслышан. Вы весьма изобретательны и находчивы, впрочем, как и всегда. Поздравляю!
– Ваше величество слишком добры.
– У нас ещё будет время потолковать об этом. А сейчас, дорогой граф, позвольте мне сосредоточить всё внимание на господине де Маликорне. Мы не часто видим его при дворе, и это очень огорчает нас.
– О государь, если это обстоятельство лишь огорчает ваше величество, то меня, поверьте, повергает в полнейшее отчаяние, – отвечал Маликорн с улыбкой, в которой было больше лукавства, нежели грусти.
Де Сент-Эньян тем временем устроился у кресла, на котором восседал Людовик, удобно прислонившись к высокой спинке.
– Это был поистине чёрный день для Версаля, когда вы предпочли службу у принца королевской службе.
– На то у меня была важная причина, которую ваше величество, безусловно, можете понять.
– Как же, как же! Припоминаю, что тут замешана женщина.
– О, государь…
– И прехорошенькая, – заметил король тоном знатока.
– Ах, государь…
– Её зовут…
– Государь, я не называл её имени, – поспешно сказал Маликорн.
– …Филис, – весело заключил король. – В самом деле, дорогой де Маликорн, ваша щепетильность меня умиляет. Не пытаетесь же вы в самом деле скрыть от своего короля и графа де Сент-Эньяна имя той, которая столько лет зовётся вашей невестой. Я устал ждать того дня, когда вы обратитесь ко мне с просьбой дать согласие на брак с мадемуазель де Монтале.
– Вы ждали семь лет, ваше величество, – без тени смущения на умном лице парировал Маликорн, – и надеюсь, согласитесь обождать ещё чуточку.
– Но чего же? – благодушно осведомился король.
– Я хочу добиться прочного положения в свете.
– Вы шутите, любезный де Маликорн! Как прикажете вас понимать? Вся ваша жизнь или, по крайней мере, известный мне её отрезок – сплошной триумф. Вам двадцать девять лет, вы дворянин с честным именем и, если не ошибаюсь, тридцатью тысячами дохода. Так ли это, отвечайте мне.
– Тридцатью шестью, государь, – мягко поправил Маликорн. – Ваша правда, мой покойный отец оставил меня не совершенно нищим.
– К тому же вы – приближённый моего брата, первого принца крови. И даже доведись вам снова потерять должность, будьте уверены: ваш король слишком любит вас, чтобы не предложить место и почётнее, и доходнее, чем в Сен-Клу.
– Ваше величество вносит меня в список своих вечных должников, – взволнованно сказал Маликорн, с беспокойством подмечая, что говорит вполне искренне.
– Не будем об этом. Мне известно чересчур мало людей ваших достоинств, господин де Маликорн, чтобы ваша судьба не заботила меня. Я желаю, чтобы в самое ближайшее время вы испросили у меня аудиенции.
– Аудиенции? – переспросил разомлевший Маликорн.
– Именно так, дорогой де Маликорн, – аудиенции.
– А для чего, государь?
– Право, это становится забавным! – воскликнул король. – Очнитесь, сударь! Для того, чтобы получить разрешение на свадьбу. Вы не откажете мне в этой малости?
– Ни в коем случае.
– Значит?
– Ваше величество, умоляю дать мне время.
– Только ради вас – пожалуйста. Но не заставляйте меня долго ждать.
– Что вы, государь!
– Три недели.
– Три?..
– Не больше, сударь! – с напускной строгостью оборвал его король. – Я хочу утвердить ваш брачный контракт ещё в этом году.
– Я повинуюсь, государь, – сказал сияющий Маликорн.
– И пусть вас не тревожит приданое невесты, – добавил король с самым приветливым видом, – это моя забота.
– Я… не смею, – пролепетал Маликорн, подавленный обрушившимися на него милостями, – как можно…
Но в эту секунду он перехватил устремлённый прямо на него взгляд королевского адъютанта и замолк. Глаза Сент-Эньяна лучше всяких слов вещали: «Да соглашайтесь же и благодарите, трижды безумец!»
От внимания Людовика не укрылось то, что Маликорн смотрит не на него, а куда-то вбок, и он, в свою очередь, оглянулся на Сент-Эньяна. Но тот, казалось, был всецело поглощён важным процессом сдувания пылинки, севшей на его камзол, и король отвернулся. Перед ним по-прежнему стоял Маликорн, но – уже принявший к сведению молчаливый совет графа.
– Я приношу тысячу благодарностей вашему величеству, – с чарующей кротостью произнёс Маликорн. – Через три недели я снова буду иметь честь беседовать с вашим величеством.
– Итак, решено! – потёр руки Людовик. – День начинается исключительно хорошо. Ещё час, и я чувствую, что сумею переманить вас к себе.
